беременности, но все равно беспокоился. Она была пресс-секретарем-фрилансером и набирала все больше клиентов, чтобы обеспечить семейные нужды. Тем не менее в конце месяца каждый раз рисовалась куча задолженностей и звонков из банка.
ФРАНСУА: Искусительница, с которой у меня больше всего симпатий, это Аннабель. С ней у меня больше всего общих симпатий.
Понятие, с которым у меня меньше всего симпатий, это деньги. С ним у меня меньше всего общих симпатий, подумал Кристоф. Деньги были главной и почти единственной проблемой его жизни. Проклятое понятие; а больше всего бесит, что деньги в конечном счете – всего лишь клочки бумаги и кусочки металла, которым назначается более или менее произвольная стоимость. Какая все-таки фигня: все так цепляются за штуку, из-за которой люди так несчастны. Если бы отменили деньги, Кристоф был бы счастлив иметь второго ребенка, они бы больше времени проводили все вместе, да и квартира была бы побольше сорока квадратных метров. Они бы даже съездили вместе в отпуск. Но законы экономики не позволяли Кристофу оплатить несколько дней семейного отдыха.
Подружки Клер, видя ее переутомление, позвали ее съездить на недельку на юг, женской компанией, без детей и мужиков. Кристоф уговорил ее воспользоваться приглашением, он вполне способен управиться с Люком в одиночку. Ничего особенного, весь год примерно так и было. Поскольку он работал дома (под словом “дом” на самом деле имелась в виду двушка, спальня для сына и гостиная для них двоих) и у них не было ни места в яслях, ни денег на полноценную няню, Кристоф сидел с Люком четыре дня в неделю. Поначалу было легко. Он укладывал его в шезлонг, немного качал и работал. Но в свои полтора года Люк требовал все больше внимания и не вполне понимал, почему он должен делить отца с компьютером.
Если теперь Кристофу придется сидеть с двумя младенцами сразу…
Он так и чувствовал, что решение Клер будет принимать коллегиально, с подругами. Он прекрасно сознавал, что это выглядит странно: девочки едут держать совет, стоит ли заводить второго ребенка, а он остается в стороне. Но, начав встречаться с Клер, он сразу понял, что придется принять и ее подруг. Они входили в стоимость билета. В этом, конечно, были свои неприятные стороны – он, например, был уверен, что они обсуждают его поведение в постели, хотя Клер это энергично отрицала: “Я никогда так с тобой не поступлю!” – но в данном случае он воспринял консилиум с облегчением. Потому что, если честно, не знал, как относиться к этой беременности. Зато знал, что его нерешительность раздражает Клер. Он был уверен, что она ждет от него однозначной реакции, только не мог догадаться, какой именно. То ли она надеется, что он выскажется в реалистическом духе: “Дорогая, не думаю, что сейчас подходящий момент, мы на мели. Годика через два все будет проще, Люк пойдет в детский сад”, – то ли ждет от него восторга, перед которым материальные трудности поблекнут: “Да, мы в жопе, ну и пофиг, я так счастлив, что в нашей семье прибавление, давай оставим ребенка, выкрутиться всегда можно, не беспокойся и занимайся собой”.
Обычно Кристоф был страстным поборником компромиссов. Но ребенок или аборт – дилемма, не знающая полумер. Пока еще, к несчастью, не придумали способа,