чего мне думать-то? Воровка никогда не будет прачкой, – она захохотала. – Я воровка. Ты вор. Воры должны воровать…
– Нет, Любаша. Я уже и не вор.
– А кто?
– Душегуб я, ясноглазая моя. Душегуб. – Щека Грека нервно дернулась, глаза затуманились. – Кровью чужой живу.
Услышав это, Люба мгновенно протрезвела. И пристально уставилась на него.
– Ты слышал, недавно семью на Крылова порешили? – спросила она.
Грек внимательно посмотрел на нее и сказал тяжело так, как топором отсек:
– Это не я.
– А то менты носом землю роют, житья от них нет. На Трамвайной и в переулке Федорова хавиры накрыли. И малину на Барбюса. Хорошо, что я давно людей не принимаю. А то бы как свеча сгорела.
– Рыщут, значит.
– Как псы голодные. Такого давно не было.
– Вот потому и написано в скрижалях – вор не должен убивать. Не потому, что овец жалко. А потому, что за овец приходят мстить сторожевые псы.
– Ладно, главное, Грек, ты ни при чем. А то мне терки с мусарней по такой теме никак не уперлись…
– Не бойся никого, Любаня… Меня бойся. Сдашь – с того света приду и спрошу с тебя за все.
– Кого я сдавала, Грек? Как у тебя язык такое метет, родненький? Ты что?
– Верю. Просто хочу, чтобы бесы тебя не крутили и с пути не сбивали. Вот и предупреждаю.
– Ну, спасибо.
Он аккуратно постучал ногтем по хрустальному бокалу, издавшему легкий звон. И неожиданно резко рванулся к Любе. Она прянула навстречу… Все должно было закончиться волчьим безумным спариванием, как в последние дни…
– Эй, хозяйка! Дома? – заколотили по воротам.
– Аксютич, – простонала Люба.
– Что за зверь? – насторожился Грек.
– Да Сеня, участковый наш придурочный.
– Пошли его на лысую гору чертям хвосты крутить.
– Не отвяжется. Я ранее судимая. А они всех тягают. Все равно войдет. Дом проверять будет.
У Грека зачесался бок, куда упиралась рукоятка финки. Что ж, придется опять окропить жадное лезвие кровушкой?.. Не вовремя это все.
– Уходить мне надо, – сказал он.
– Поздно. Он тебя заметит…
Глава 11
Синяя «Победа» с красной милицейской полосой неторопливо отчалила от здания Управления и двинулась по проспекту Ленина. «ЗИМ» с начальством оторвался и унесся лихо вперед.
– Тяжко идет машина, лошадиных сил не хватает, – посетовал сидящий на переднем сиденье Маслов. – И ста километров не выжмет… У нас уже все давно на «Волги» перешли.
– Хорошая машина, – возразил рыжий Абдулов. – Крепкая.
– Этого не отнимешь. Сразу после войны сделана, по подобию танков и из танковой брони, – согласился Маслов. – Не удивлюсь, если она и в двухтысячном году будет ездить… Знаешь, как ее хотели назвать?
– Как? – Абдулов был не искушен в исторических вопросах.
– «Родина». Сталину доложили это предложение, а он спросил так невинно: «И почем Родину будем продавать?»
– Да, отец народов отличался специфическим остроумием, – отметил