принадлежат нашей семье, – пояснила мать, беря Алена на руки. – Твой прадедушка владел им много лет назад, еще во времена короля Генриха Первого. Потом началась война, и замок у него отняли да так и не вернули. Наш папа уже давно пытается забрать Уиттингтон обратно.
Это было что-то вроде сказки, рассказанной простыми словами, чтобы понял ребенок, и голос матери звучал ровно, без вражды и злобы, накопившихся за долгие годы борьбы.
– Да уж, слишком давно, – вставил Фульк ле Брюн. – Роджер де Поуис заявляет, что замок принадлежит ему, но на самом деле у него нет на Уиттингтон абсолютно никаких прав.
Помнится, Фульк тогда еще поинтересовался:
– Если король Генрих ценит тебя настолько высоко, что согласился взять меня в свиту принца Иоанна, то почему он не вернет тебе Уиттингтон?
– Не все решается словом короля, – ответил ему отец. – Свои законные права приходится доказывать в суде, а если вдруг дело окажется щекотливым или же судьи сочтут его надуманным, то рассмотрение этого дела могут и вовсе отложить, занявшись решением неотложных вопросов. Видит Бог, я приложил все силы, чтобы вернуть Уиттингтон. Генрих обещал мне содействие, но у короля, разумеется, есть заботы поважнее. – Он пристально посмотрел на Фулька, стиснул ему плечо, как мужчина мужчине, и сказал: – Ранульф де Гланвиль вправе рассмотреть нашу жалобу, а он будет твоим наставником. Ты уж, сынок, постарайся быть у него на хорошем счету.
И Фульк старался вовсю, и не только потому, что фамильной гордости у него было не меньше, чем у отца. Фульк вообще имел обыкновение, взявшись за какое-нибудь дело, выполнять его на совесть. Под руководством юстициария он научился виртуозно разбираться в тонкостях математики, а также здорово поднаторел в латыни и юриспруденции. Однако Фицуорин до сих пор не знал, доволен ли его успехами мастер Гланвиль, ибо наставник его был серьезным человеком средних лет, чрезвычайно скупым на похвалу.
Фульк отбросил со лба волосы и скривился. Не такая уж это великая привилегия – получать воспитание при дворе. Ему осточертело быть на побегушках у принца Иоанна. Дома Фулька любили и холили. Помимо всего прочего, он был старшим сыном и наследником земель и, сызмальства ощущая свой особый статус, добродушно верховодил пятью младшими братьями. Здесь же он оказался человеком низшего ранга, он был никто, и Иоанн помыкал им, как ему заблагорассудится.
Тут Фицуорин оторвался от невеселых размышлений: за игорным столом вдруг началась какая-то суматоха. Принц Иоанн вскочил, и кувшин, который Фульк только что по его приказу наполнил, свалился на пол.
– Ах вы, подлые воры, шлюхины дети, а ну вон отсюда, все! – Иоанн в бешенстве указал на дверь. – Вымогатели, и больше ничего! Да каждый из вас и ночного горшка не стоит!
Фульк выскользнул из своего угла и собрался было последовать за остальными, но не тут-то было.
– Эй, Деревенщина, а ты останься! – прорычал Иоанн. – Принеси мне еще вина!
– Да, сир.
С невозмутимым выражением