своё чувство с литературным аналогом: его переживания были более плотскими. И как иначе? О, стоматологини! Стюардессы, официантки, женщины-полицейские и даже медицинские сёстры (инцест?) – всё не то, не то. Слишком просто, затасканно, прозаично. Но вот зубной врач. Она стоит над тобой в своём зелёном или белом халате, половину её лица закрывает марлевая повязка, рядом с ней – блестящие металлические инструменты: сейчас она сделает тебе больно (будет немного больно, честно предупреждает она, и пациента заливают страх и истома), но только для того, чтобы избавить тебя от другой боли, мучительной, бесплодной и долгой. Ты в её власти, в её руках, а её руки – в тебе, во рту, она проникает к нерву. Мы можем быть близко, но не ближе, чем кожа? Но ведь можно быть и ближе, если она – стоматолог, а ты – пациент. Ауслендер был чувствительным пациентом и в уме своём поклонялся Лилии Григорьевне как божеству. У неё были красивые глаза, которые она часто прищуривала, видимо, улыбаясь под марлевой повязкой. Без повязки Иван редко видел свою богиню. Благодаря нечаянной страсти Ауслендер вылечил все свои зубы, больные с самого детства.
Никакой вещественной реализации страсть Ауслендера не подразумевала. Не было и речи о том, чтобы предложить врачу встретиться и поужинать, например. Иван не представлял себе Лилию Григорьевну в ином антураже, нежели зубоврачебный кабинет. Возможно, в обычной обстановке она бы его нисколько не взволновала. Если что и было у Ауслендера с врачом, так это только сны (сны Ауслендера), странные и томительные, сюжеты которых он забывал почти сразу после пробуждения.
И лишь с одним человеком Иван Борисович поделился размышлениями о своём греховном и сладком влечении – с Асланяном (заодно спросив, не родственница ли ему зубной врач из частной клиники на Гороховой улице, – нет, просто однофамилица).
– Да, брат, – сочувственно отреагировал старший товарищ, – такое случается. Интеллигенция вообще склонна к латентному мазохизму. И не только в сексе, но и в политике, например.
Лист V
Слава
Сказать, что на следующее утро после митинга Ауслендер проснулся звездой, значило бы солгать. Неверно было бы заявить, что на него прямо-таки обрушилась слава. Ничего особенного не произошло. Имя его помелькало в газетах в общем списке выступавших. В университете никто на это событие внимания не обратил. На занятия по-прежнему приходило минимальное количество слушателей, а декан, встречая Ивана Борисовича в коридоре и отвечая на приветствие, делал такое лицо, словно мучительно вспоминал: кто этот человек и каким образом они могут быть знакомы?
Но однажды позвонили с информационного ресурса и попросили прокомментировать какую-то городскую новость для рубрики «Мнения». Потом другое издание попросило дать форменное интервью. Пригласили участвовать в ток-шоу на местном канале («экспертом», то есть человеком, который сидит на стуле в первом ряду, всю передачу делает умное лицо, но один раз ведущий обращает к нему