не изменяет память, они чуть ли не одногодки.
– Вероятно, да. Только Леонард Леонтьевич твой хваленый – кобель, каких поискать. У него, по-моему, только русских жен штук пять или шесть было. А еще были шведка, американка и даже японка, кажется. Причем я только официальных жен считаю.
– Ну уж ты, Женя, скажешь, – засомневалась тетушка. – По твоему счету выходит, что у него чуть ли не десять жен было, так, что ли?
– И это не учитывая любовниц. Впрочем, человек он творческий, ему постоянно нужен стимулятор вдохновения… – Я пожала плечами. – Вот вчера он меня, вероятно, тоже использовал в качестве стимулятора. Только недолго. Я все-таки предпочитаю более молодых мужчин.
– Эллеру, если не ошибаюсь, около пятидесяти? – уточнила тетя Мила.
– Да, где-то так, – согласилась я.
– Ну вот что, Женька, – произнесла тетушка назидательно, – если ты увидишь Эллера еще раз, все-таки возьми у него автограф. А лучше купи его книгу – он, кажется, издал автобиографию, – и пусть он на ней распишется. Ладно?
Я снова пожала плечами:
– Это уж как получится. Может, ты его сама увидишь. На какой-нибудь презентации.
Тетушка заерзала в кресле и проговорила:
– Значит, Эллер женился на дочери Бориса Оттобальдовича? Так-так, понятно. Наверное, она молодая?
– Ничего не знаю, – сказала я и повторила по слогам: – Ни-че-го не зна-ю. Если ты так хорошо знакома с этим Бжезинским, то должна сама знать, сколько лет его дочери.
Тетушка тяжело вздохнула и произнесла:
– Да дело в том, что это могла быть и моя дочь.
– Что, прости? – резко повернулась к ней я.
– Я ведь два года встречалась с Борисом Оттобаль… с Борисом. Он меня лет на пять старше.
– Значит, сейчас ему лет шестьдесят.
– Да. Он тогда меня даже с родителями своими познакомил. Представляешь, я – простая студентка, живу в институтской общаге, а Борис приглашает меня к себе в гости. Его отец, Оттобальд Бжезинский, – генерал КГБ, руководил местными чекистами. Мать – холеная такая, лощеная, не работала. А по тем временам в домохозяйках могли себе позволить сидеть лишь жены крупных военных, от полковника начиная, и крупной партноменклатуры. Представляешь? Твой отец, мой брат Максим, тогда в лейтенантах ходил, а мой друг – сын генерала КГБ. Помню, пришла я к ним домой, они в центре, на Бахметьевской, в четырехкомнатной квартире жили, а там – ох! Белая кожаная мебель, стенка югославская, посуда чешская, техника… В общем, все! Я просто онемела. А великосветские манеры мамаши Бориса меня просто убили. Для нее положить вилку не по ту сторону тарелки было как уголовное преступление. А я с перепугу вилку от ложки отличить не могла и нож в левую руку взяла… Она потом сказала Борису: дескать, милая девушка Мила, но нам не пара. Она так и говорила: нам. Ну а что я хотела? Все равно не допустили бы. Борис, правда, гордый был, говорит: «Все равно по-своему сделаю, буду жить с ней в коммуналке, а вас не послушаю». Да гордость гордостью, а балованный он с рождения был, балованный, капризный,