который строил из лего.
– Часто, – ответила я. – Особенно если это кто-то, кого мы любим.
– Тебе-то, кажется, в самом деле плохо.
– Да… Мне очень жаль. Тебе мало радости видеть в своем доме взрослую дуру, которая ревет коровой.
– Мне не мешает.
В его тоне было столько искренности, что я разревелась еще пуще. Тем временем вернулся Никола с двумя стаканами вина. Долго же он их наливал, сумела я подумать. Избегает меня? Прячется? Моя новоявленная паранойя была безбрежным океаном, далеко еще не исследованным.
– Что случилось? – спросил он при виде моих слез. – Ной! Ты пожалел Женевьеву?
В его тоне был явный упрек, как будто он сказал: «Ты обидел ее в мое отсутствие?» Это было абсурдно и, надо признать, пожалуй, смешно.
– А что? – спросил Ной, уже ничего не понимавший. Объяснит ли ему Никола потом, что вопреки всему, чему его до сих пор учили, нельзя слишком жалеть взрослую дуру, которая ревет коровой в его доме. Он собирался что-то сказать, когда вошла Катрин.
– Вы не поверите!
В волосах у нее был снег, тапочки насквозь промокли.
– Ты выходила в тапочках? – спросил Никола.
– Ну надо же было мне его догнать! Времени не было надевать сапоги, он ведь раскатывает на велосипеде, зимой-то, черт бы его драл! Короче, знаете что?
Никакой реакции. Даже Ною было известно, что «знаете что?» Катрин ответа не требуют.
– Баба, которую он встретил, – это баба с «Фильм Солей Нуар»!
Опять никакой реакции. Хоть бы кто-нибудь знал, что это за зверь – «Фильм Солей Нуар»? Я – нет.
– «Фильм Солей Нуар»! Это они выпустили «Большую оттепель»!
Гробовое молчание. «Большая оттепель» кому-нибудь что-нибудь говорила? Очевидно, нет.
– Никто не понимает, о чем ты говоришь, Катрин, – фыркнул Ной, отчего его отец расхохотался, а я тихонько прыснула.
– Я пробовалась на главную роль! – выкрикнула Катрин так обиженно, что я прыснула еще раз. Она дала Никола подзатыльник. – Ты же помогал мне репетировать!
– Это роль девушки, которая выгуливает собак и скучает?
– Нет!
– Той, что бродит по Плато[18] в поисках своей идентичности?
– Черт, ты это нарочно?
Катрин пробовалась на столько ролей, что трудновато было все упомнить. Получала она роли редко, и не лучшие. А между тем она была хорошей актрисой. Я видела ее на сцене в трех пьесах, где она блистала и даже была замечена. Но больше – ничего. Мы все были уверены, что предложения так и посыплются после этих постановок, но их не было. Крошечная ролька в телесериале, дурацкая реклама хлопьев быстрого приготовления – и ничего серьезного.
Катрин сама говорила, когда ей случалось немного выпить: «Ничего, достойного меня». Несколько претенциозно, конечно, но она была права. Кукольные личики девушек куда менее талантливых то и дело мелькали на экранах, а Катрин прозябала в безвестности. Ее агентша всегда звонила ей с одними и теми же извинениями от режиссеров и продюсеров: слишком полная, слишком смуглая, слишком