запастись топливом, и в семь часов утра был дан звонок к отплытию.
Между пассажирами наш герой заметил только одного Блэнта, его коллега, очевидно, опоздал.
Действительно, в ту минуту, когда пароход отвалил от пристани, на берегу показался Жоливе, бегущий со всех ног; достигнув пристани, он не обратил внимания на то, что мостики уже убраны и одним ловким прыжком очутился на палубе.
– А я уже думал, что мы без вас уедем, – кисло заметил англичанин.
– Не беда, – возразил тот, – я бы вас все равно догнал или в лодке, или на почтовых, какие бы деньги ни пришлось заплатить за это. Не удивляйтесь, что я опоздал – ведь от пристани до телеграфа не близко.
– А, вы были на телеграфе?
– Да, – с притворным равнодушием заметил француз, – я послал моей кузине телеграмму о том, что Феофар-Хан во главе своего войска уже достиг Семипалатинска и намерен двинуться вниз по Иртышу. Видите, как я любезен: я сейчас же сообщаю вам все, что сам узнал.
Блэнт был глубоко оскорблен тем, что позволил себя перехитрить; он повернулся к своему собеседнику спиной и пересел на другую сторону парохода.
Часов в десять утра на палубу вышла Надя.
Строгов подошел к ней и, взяв молодую девушку под руку, предложил ей пройти на нос парохода, откуда можно было любоваться чудной панорамой.
Пароход приближался к устью Камы, и перед глазами путешественников с обеих сторон возвышались ее живописные крутые берега, заросшие густым хвойным и лиственным лесом, синеватая линия которого на горизонте сливалась с небом.
Несмотря на красоту окружавшей ее природы, молодая девушка осталась равнодушна; мысли ее были заняты другим – она думала о том, как бы поскорее достигнуть цели своего путешествия.
– Далеко ли мы от Москвы? – спросила она.
– За девятьсот верст, – отвечал Строгов.
– Боже мой! Только девятьсот, а всего надо проехать семь тысяч! – печально воскликнула Надя.
Приближалось время завтрака, и Строгов предложил своей спутнице закусить. Завтрак их был очень скромен и продолжался недолго. Когда они снова поднялись на палубу и заняли места в стороне от прочей публики, Надя рассказала молодому фельдъегерю свою печальную повесть.
Отец ее, доктор Василий Федоров, жил в Риге, где имел хорошую практику и пользовался общим уважением. Однако нашлись недоброжелатели, которые завидовали его популярности. По их проискам, в квартире Федорова произвели обыск, причем были найдены запрещенные книги, которые принадлежали одному его пациенту, незадолго перед тем умершему. Доктор взял их на хранение, не подозревая их содержания, но это послужило против него уликой, и оклеветавшие его враги добились того, что он был предан суду и сослан на поселение в Иркутск. Жена его не могла за ним последовать: это несчастие так поразило ее, что она тяжело заболела и спустя полтора года скончалась, оставив дочь совершенно одинокой и без всяких средств. Тогда Надя решилась ехать к отцу.
Любуясь