стражники, сопровождая к судье трактирных дебоширов. Точку в переговорах король Луи и капитан его тайной службы поставили вполне уверенно.
2. Ич-Тойвин, святой город
Медленнее каравана паломников разве что идущий через горы обоз с фарфором, в который раз подумала Мариана. Две недели пути из Ингара вымотали девушку до злобного изнеможения. Жара, пыль, гомон, да еще Барти не выпускает из середины каравана, трясется над ней, как наседка над последним яйцом.
Хвала Господу, сегодня дойдем, вздохнула девушка, тщетно пытаясь смахнуть с лица крахмально-тонкую белесую пыль. Святой город вставал над пустынной степью зеленой пеной вожделенного райского сада. Конец тесным и шумным ночевкам в круге костров, тревожному ожиданию налета разбойников или песчаной бури, реву львов и хохоту гиен во тьме. По сторонам тракта стали попадаться отары овец, табунки коней; истомленные тяжкой дорогой, паломники приободрились, кто-то замурлыкал совсем даже не богоугодную песенку, кто-то подхватил во весь голос: «Красотка Катрина к колодцу идет, в саду у Катрины крыжовник растет… к Катрине в крыжовник крадется любовник…»
Мариана покраснела: то, о чем повествовала песенка дальше, предназначалось отнюдь не для ушей скромной девушки. Хотя, по чести говоря, отец ее, захмелев, еще и не такое певал…
Солнце перевалило за полдень, когда вдоль тракта начали появляться глинобитные домишки, харчевенки и постоялые дворы, а в отдалении, за высокими заборами, окруженные садами дворцы – с высокими белыми башнями, лошадками-флюгерами на шпилях и непременной полусонной стражей у ворот. А еще часа через два караван дополз до городской заставы.
С паломников здесь пошлин не брали. Считается, что за них платит церковь, объяснил девушке рыцарь, но на деле и городская казна, и церковная легко добирают упущенное: первая – налогами с торговцев, трактирщиков и содержателей гостиниц, вторая – пожертвованиями. Ич-Тойвин живет паломниками, вельможами и солдатами: здесь, в бывшей столице, зимняя резиденция императора, дворцы его родичей и приближенных, казармы стражи и гвардии.
Девушка – откуда силы взялись! – без устали вертела головой, ахала и охала. И то: в Корварене дома не отделывают изразцами и мозаикой, не разоряются на ступени из цветного мрамора и прозрачное стекло в окнах. И улицы здесь чистые, широкие – без труда разъедутся две окруженные всадниками кареты. А вывески не из дерева вырезают, а чеканят на меди, и по-летнему жаркое солнце пылает в них, разбрасывая вокруг рыжие блики.
Да, думал Барти, когда я попал сюда впервые, тоже глазел вокруг, как мальчишка. А сейчас только и осталось, что раздражение. Слишком шумно здесь. Толпятся вдоль домов лоточники, зазывают покупателей. Вьюнами снуют в толпе мальчишки-водоносы, гостиничные зазывалы и подозрительного вида босяки. Грузовыми баржами дрейфуют служанки с огромными корзинами. Рассекают людские волны патрули императорских сабельников – все на вороных конях, в обшитых золотым галуном багряных куртках