Эрика Йонг

Я не боюсь летать


Скачать книгу

здании этого романа. Мои благодарности Бетти Анне Кларк, Аните Гросс, Рут Салливан, Мими Бейлин и Линде Богин. Особая благодарность опекавшей меня музе, которая с самого начала выделила мне отдельную комнату.

      Увы, любовь! Для женщин искони

      Нет ничего прекрасней и опасней:

      На эту карту ставят жизнь они.

      Что страсти обманувшейся несчастней?

      Как горестны ее пустые дни!

      А месть любви – прыжка пантер ужасней!

      Страшна их месть! Но, уверяю вас,

      Они страдают сами, муча нас!

      И вспомните, как часто мы, мужчины,

      Несправедливы к женщинам! Не раз,

      Обманывая женщин без причины,

      Мы учим их обманывать и нас.

      Скрывая сердца боль от властелина,

      Они молчат, пока приходит час

      Замужества, а там – супруг унылый,

      Любовник, дети, церковь и… могила.

      Иных любовная утешит связь,

      Иных займут домашние заботы,

      Иные, на фортуну осердясь,

      Бегут от положенья и почета,

      Ни у кого из старших не спросясь,

      Но этим не спасаются от гнета

      Условностей и, перестав чудить,

      Романы принимаются строчить.

Лорд Байрон. Дон Жуан(Перевод Т. Гнедич)

      1

      По пути на конгресс сновидений, или молниеносная случка

      Двоемужие – это когда у тебя на одного мужа больше, чем нужно. То же самое относится и к одномужию.

Анонимный афоризм (принадлежит женщине)

      Рейсом компании «Пан-Ам» в Вену летели сто семнадцать психоаналитиков, и, по крайней мере, шестеро из них пользовали меня. А замуж я вышла за седьмого. Одному богу известно, почему я теперь так боюсь летать – гораздо сильнее, чем тринадцать лет назад, когда мои психоаналитические приключения только начинались. То ли причиной тому неумелость психотерапевтов, то ли моя неспособность к роли субъекта анализа.

      Мой муж в терапевтических целях во время взлета ухватил меня за руку.

      – Боже мой, она у тебя как лед.

      Ему пора бы уже запомнить симптомы – мы с ним тысячу раз летали на самолете, и он так же держал меня за руку. Пальцы на руках и ногах становятся как ледышки, желудок подпрыгивает и упирается в ребра, температура кончика носа падает до того же уровня, что и температура пальцев, соски набухают и встают, как солдатики. И в течение одной оглушительной минуты мое сердце и двигатели работают в унисон, когда мы снова пытаемся доказать, что законы аэродинамики – не смешная выдумка, хотя в глубине души я уверена в обратном. Эта дьявольски успокоительная брошюрка «информация для пассажиров» и гроша ломаного не стоит; я уверена: только концентрация моей мысли (и убежденность моей матери, что ее дети погибнут в авиационной катастрофе) удерживает железную птичку в воздухе. Я поздравляю себя с каждым успешным взлетом, но без особого энтузиазма, так как часть моей персональной религии состоит в том, что стоит исполниться уверенности и расслабиться, как самолет тут же рухнет. Мой девиз: «Бдительность каждую секунду». Должно преобладать настроение осторожного оптимизма. Но вообще-то мое настроение скорее можно описать как осторожный пессимизм.

      «Ну хорошо, – говорю я себе, – похоже, мы оторвались от земли и летим в облаках, но опасность не миновала».

      Напротив, мы находимся в самом опасном участке воздушного пространства. И как раз над Ямайским заливом, когда самолет ложится на крыло и разворачивается, табло «НЕ КУРИТЬ» гаснет. Отсюда мы вполне можем с жутким воем устремиться вниз, распадаясь на тысячи горящих кусков. А потому я продолжаю концентрировать мысленную энергию, помогая пилоту (зовут его Доннели, и говорит он увещевающим голосом американца со Среднего Запада) вести эту хреновину вместимостью в двести пятьдесят пассажиров. Слава богу, у него стрижка ежиком и среднеамериканское произношение. Я бы ни за что не поверила пилоту с нью-йоркским говором – сама из Нью-Йорка, так что знаю, о чем говорю.

      Как только мы отстегиваем ремни и в салоне начинается движение, я нервно оглядываю пассажиров – кто тут у нас на борту. Вот пышногрудая тетка-психоаналитик по имени Роза Швам-Липкин, у которой я недавно консультировалась – стоит ли мне отказаться от услуг моего нынешнего аналитика (которого, к счастью, нигде поблизости не видно). Вот доктор Томас Фроммер, грубоватый тевтонец, специалист по Anorexia Nervosa[1], – он был первым психотерапевтом моего мужа. А вот добродушный толстопузый доктор Артур Фит-младший, третий (и последний) психиатр моей подружки Пии. А вот занудный коротышка доктор Раймонд Шрифт, он окликает светловолосую стюардессу (зовут ее Нэнси), будто такси останавливает. В течение целого года, навсегда запечатлевшегося в моей памяти, я встречалась с доктором Шрифтом – мне тогда было четырнадцать лет, и я