запах женского пота, молока и сена, и Лукьянов полностью отдался во власть происходящему.
Окровавленное лицо Блюхера, прижавшееся к тусклому стеклу, не смогло выдернуть Савелия Ивановича из сладостной истомы.
Женщина среагировала первой и метнулась в чулан за ружьем. Звук упавшей кастрюли стряхнул с Лукьянова сказочную эйфорию и заставил вернуться на грешную землю.
Кожа с лица оперуполномоченного была содрана, на разорванных губах играла мертвая ухмылка. Неестественно выпуклые глаза горели сумасшествием. В горле у Савелия Ивановича застыл нечеловеческий вопль, и в этот момент начало плеваться огнем ружье. Потом звякнул крючок на входной двери.
– Савелий, Савелий! – кричал пронзительный женский голос. – Не выходи!
Растрепанная баба, одетая, несмотря на мороз, в ночную рубашку и валенки, трясущимися руками пыталась перезарядить двустволку. Заряд картечи угодил Блюхеру в голову, но он, упав, поднялся и, пошатываясь, медленно стал подниматься на крыльцо. Лукьянов выстрелил пару раз из нагана, потом метнулся к дровнику и выдернул из толстого пенька топор-колун.
Оперуполномоченный с неожиданной прытью бросился к сараю и схватил прислоненные к нему вилы. Пригнувшись, он и Лукьянов стали кружить друг напротив друга, как бойцовые петухи. Захлебывались лаем собаки, женщина, плача и путаясь в давно упавшем на землю пуховом платке, ползла на четвереньках к дерущимся. Мелькнул топор, раздался чавкающий треск, и череп одного из мужчин раскололся надвое. Ночную деревню всколыхнул истошный женский крик. Лукьянов, судорожно сжимая двумя руками топор, застыл на месте и, словно загипнотизированный, смотрел, как его жертва, вопреки законам природы, не падает, а медленно приближается к нему. В отчаянии Савелий еще раз взмахнул топором, но наткнулся грудью на вилы, которые с огромной силой пригвоздили его к сараю. Колун со стуком упал на землю. То, что еще недавно было Блюхером, вплотную подошло к Лукьянову, который, уронив голову на грудь, в смертельной агонии подергивал руками и ногами. Существо как бы обнюхало Савелия Ивановича остатками носа, удовлетворенно заурчало и побрело восвояси.
Женщина поднялась на ноги и медленно подошла к Савелию. В сухих глазах светилось тихое безумие. Всхлипывая от напряжения, она резко выдернула вилы, и тело мужчины, оставляя кровавые полосы на потемневших от времени досках, сползло на покосившийся порожек. Спокойно и деловито баба зашла домой, надела свалявшийся от времени заштопанный овчинный полушубок и взяла самое ценное – большую бутыль с керосином. Подумав, она захватила еще и вилы, окрашенные кровью. Женщина посмотрела пустыми глазами на наряженную елку, кукольного Деда Мороза и вышла.
Уже стало совсем темно, когда участковый закончил рассказ. Жена с дочкой давно спали, а мы продолжали сидеть за столом, освещаемые зеленоватым светом настольной лампы с выбитым из абажура куском стекла.
– Что вы на это скажете? – Майор покрутил чайной ложкой в пустой чашке.
Я задумался, а потом спросил:
– А