«Хорошо». Но Илья будто даже не заметил, со стуком откинул голову назад и закрыл глаза.
– Такой хороший мяч был, – хмуро сказал он и до станции «Курская» не произнес ни слова.
Глава 3. Беляши и билеты
Одно Паша понял сразу: он и метро не созданы друг для друга. Он это понял, как только вывалился вслед за Ильей на платформу и натолкнулся на такую плотную стену из людей, что его снесло в сторону, прежде чем он успел понять, где выход. Белобрысая голова Ильи каким-то образом уже маячила вдалеке: тот лавировал среди людей так ловко, будто всю жизнь только этим и занимался.
К тому времени, когда Паша наконец пробился к эскалатору, ему три раза наступили на ногу, дважды проехали по ней чемоданом на колесиках, и один раз он сам встал на чей-то ботинок, извинился, но его даже не стали слушать. На эскалаторе люди стояли в два плотно сбитых ряда, и Паша вжался в поручни. В школе он никогда не подходил ни к кому ближе чем на шаг, это невежливо. А здесь про личное пространство будто никто не слышал. Отец представить не может, на что Паше пришлось пойти ради него. Одно хорошо: после такого хуже точно не будет.
Но, когда толпа вынесла Пашу на площадь, он понял еще одну вещь: он и вокзалы тоже не созданы друг для друга.
Вокзал – это огромное здание со стеклянными стенами, которое выглядело бы даже красивым, если бы было пустым. Но вокруг и внутри него копошились сотни людей, теснились киоски, машины и продавщицы цветов. Кто-то в потертом костюме льва сунул Паше в руку какую-то листовку. Паша ее скомкал и хотел бросить в урну, но урны не было – мусор просто валялся на мостовой. Пашу передернуло. Нет, серьезно, если после такого вечера отец не скажет ему: «Ты молодец», не поможет и получение Нобелевской премии.
Он догнал Илью, только когда тот остановился напротив двери с надписью: «Кассы дальнего следования».
– Вперед, ботан, – Илья кивнул на дверь и прислонился к стене. При виде ее Паша поморщился. Он прямо видел, как полчища микробов с боевым кличем прыгают Илье на спину. – И если забудешь взять мне билет, во дворе у себя больше не появляйся – сам видел, я метко бью. Я тут подожду, там жарко.
Слово «жарко» звучало как сильное преуменьшение. В кассе было так душно, словно билеты продавали под лозунгом «Только для самых стойких». И, судя по решительным, мрачным лицам людей во всех пяти очередях, каждый был настроен дойти до финала. Все явно торопились – кажется, билеты здесь покупали на поезда, которые отходили прямо этим вечером.
От окна кассы Пашу отделяло человек шесть, и он покорно встал за последним, стараясь дышать через раз, чтобы не чувствовать спертый, застоявшийся воздух. Он и очередь тоже не были созданы друг для друга.
Тут дверь распахнулась, и в кассу влетел дед, нагруженный какими-то пакетами. Он повертел головой, выбирая очередь, и в конце концов встал за Пашей, бормоча что-то себе под нос. Паша втянул голову в плечи и даже не сразу понял, что бормотание обращено к нему.
– …В Белгород еду, племянница ждет. Приболела, вот, подарки везу, – дед открыл один из пакетов и ткнул его Паше в нос. Оттуда запахло чем-то копченым.
Паша