комнату и через минуту вышел оттуда в отлично сидящем пиджаке, пошитом специально для заграничной поездки, в белой рубашке и галстуке.
Ганс не удержался и удивленно присвистнул:
– Ты после лекции еще куда-то собираешься?
– Нет, а что?
– Как тебе сказать… У нас так торжественно не ходят даже на свадьбу.
Каленин смутился.
– Считаешь, что очень парадно? Просто у нас в Союзе именно так одеваются на работу, а тем более на вечернее мероприятие.
– Никаких проблем! – улыбнулся Ганс. – Можно и так. Просто ты будешь сегодня вечером единственным молодым человеком на весь Бонн, столь строго одетым. Тогда уж возьми папироску и сделай «козиею ниошку». – Ганс мстительно похлопал Каленина по плечу. – Будет советский стиль.
– Погоди… – Каленин забежал в спальню и через пару минут вышел в черных вельветовых джинсах и джинсовой куртке, надетой на футболку, на которой на фоне серпа и молота через грудь шла ярко-красная надпись: «Слава советскому хоккею!» – Годится?
– Здорово! – восхитился Ганс. – А что тут написано?
– Тут написано: «Слава КПСС!» У нас на всех майках так пишут, и все носят только такие майки.
Ганс помрачнел и пробурчал:
– Надеюсь, на лекции не будет никого, кто понимает по-русски…
Но Беккер ошибся. На лекцию в своем черном «порше» – сам за рулем! – ехал профессор Адольф Якобсен, прославившийся в Боннском университете тем, что, несмотря на свои шестьдесят с лишним, виртуозно водил спортивный автомобиль, издававший при приближении к университетским стенам басовитое грозное рычание.
Другой талант профессора был малоизвестен, да и оценить его по достоинству было практически некому: он виртуозно ругался матом, переняв это непростое искусство от старшины Красной армии Ивана Лыкова. Старшина опекал молодого обер-лейтенанта во времена его пятилетнего пребывания в советском плену, в лагере под Одессой, где тот быстро выучился русскому языку, оказавшись исключительно способным учеником.
Адольф был переводчиком при начальнике лагеря, что позволяло ему свободно выходить за «колючку», пить со старшиной водку и даже ухаживать за молоденькими русскими девушками из ближайшей деревеньки…
Ну и, наконец, профессор писал романы, каждый из которых буквально взрывал Германию. Но об этом чуть позже…
Москва, тот же день. Лера Старосельская бьет по лицу Гавриила Дьякова
Ровнехонько в тот момент, когда двухместная спортивная бестия профессора Якобсена влетела на парковку университетского городка в центре Бонна, в Москве началась телевизионная новостная программа «Время». Если кто-то из читателей запамятовал, то напомню, что в Москве тогда было всего два телевизионных канала – первый и местный, московский. В девять вечера подавляющее большинство граждан Советского Союза включали свои в основном все еще черно-белые телеприемники и смотрели новости.
О! Это была целая наука – смотреть новости. К примеру, если