равновесия, а после хитроумного кумовства стала просто-таки приводить в трепет. Кум Лисецкий, вот тебе и кум, напросился петух лису в кумовья.
Другие водители сильно забавлялись всеми этими обстоятельствами. Дяди Митина злосчастная личность стала главным комическим предметом разговоров по утрам в диспетчерской. Авторитет его резко падал. Не было дня, чтобы дядя Митя возвратился на базу без копии акта или без квитанции штрафа. Чуть ли не ежедневно ГАИ сигнализировала директору о его художествах. И во всем этом виноваты были новоиспеченные его родственники, в особенности же родной зять. В общем, плодотворная идея вывернулась наизнанку – постоянные его тираны, став родственниками, старались посильнее проявить принципиальность и тиранили вдвое.
«Змею пригрел на груди», – думал дядя Митя по утрам, глядя, как Иван и Изабелка выбегают во двор для общефизической подготовки.
Изабелку после замужества прямо стало не узнать – стала она сдержанной, не болтливой, по утрам в постели не валялась, ходила в мотосекцию, а вечерами вдвоем с благоверным готовились они к поступлению в высшее учебное заведение.
– Положительное влияние, – шептала теща дяде Мите, но тот отмалчивался, кряхтел, замыкался в себе, в оскорбленной своей душе.
Один раз он, правда, не выдержал.
– Ты бы хоть в ресторанчик жену сводил, Иван, – сказал он зятю. – Засушил ведь девку. Ничего в тебе человеческого нет, одна красивая фуражка.
Иван промолчал и отвернулся, а Изабелка вдруг вспыхнула и пристукнула кулачком по столу.
– Вы, папа, отсталый элемент! Ничего не понимаете! Молодежь не собирается растрачивать свои лучшие годы на пустяки!
На следующий день дядя Митя уже не удивился, услышав сзади комариный зуд нагоняющего мотоцикла.
Вот из-за этих всех причин и пришлось дяде Мите перейти с грузового транспорта на такси…
Вечерний зимний ветер заканчивал уже свою бездарную мазню – размытое серыми тучами небо темнело, густело. Потом печальную эту картину подправила желтая россыпь симферопольских огней.
Инвалид все что-то рассказывал, хохоча, задние пассажиры помалкивали.
– Слушай, мастер художественного слова, – обратился дядя Митя к инвалиду, – тебе куда, на вокзал, что ли?
– На вокзал, – сказал инвалид. – Держи, браток, я тебе пару рубликов подброшу. Больше нет, извини. Вчера профессор Рабинович дал мне как интересному больному на дорогу десятку, а я ее спустил, грешным делом. Вот ведь профессор, а? Как тебе нравится? А говорят, жадные они до денег. Выходит, что нет.
– Ладно, давай свои рублевки, а больше без денег на такси не садись, – устало сказал дядя Митя.
Женщины с узлами тоже вышли на вокзале. Заплатили они сполна, не поскупились. Остался только один пассажир, которому надо было в аэропорт.
– Садитесь на переднее сиденье, товарищ, – предложил мне дядя Митя. – Сейчас концерт продолжим, музыку найдем. Надоело небось художественное слово?
Я пересел к нему на переднее сиденье. Он включил приемник, пробилась