меня глаза на лоб.
Грохнули первые шаги жука, Борис на хитиновом острове плывет прочь.
– Живо!
Бояться некогда.
Прощай, молодость… Зажмуриваюсь, сейчас меня проткнут шипы хвоста. Ботинки ударились о твердое, качнуло в сторону, глаза открылись, пальцы уцепились за край пластины между сегментами. Части тела гиганта движутся, изгибаются, как детали слаженного механизма, пальцы рискуют оказаться в тисках.
Кажется, я на четвертом сегменте…
Перед носом, будто десница Божья, возникла кисть Бориса.
– В партере видок так себе, – сказал с улыбкой маньяка, в глазах огоньки. – Айда на балкон.
Меня рвануло вверх, я как по волшебству оказываюсь на бугре, где хозяйничает Борис, а затем перелезаем на второй сегмент, откуда вид словно из башни мага.
Упорядоченные структуры: плиты, прослойки глины, муравейники, оазисы мха, папоротники, вьюны, – все на пути пожирателя отрывается большими кусками, в полете расщепляются на мелкие, в воронку напротив пасти закручиваются уже зерна, капли, мельчайшая пыль, однородную массу засасывает черное НИЧТО. Перед моей рожей колышутся жвалы, будто костяная юбка адской медузы.
Рассыпалась, утекла в бездну очередная стена, в следующем коридоре разборка между стаей рычунов и тремя рептилиями. Похожи на варанов, каждая мне до пояса, чешуя мерцает инеем. Свет ледяных ножей, что тянутся шеренгами вдоль спин, создает вокруг ящериц мягкий голубой ореол.
Узкие хищные прорези глаз неторопливо поворачиваются в нашу сторону. Из них сочный белоснежный свет, ледяные ножи встают дыбом, челюсти нараспашку, демонстрация арсенала бритв. Глотки и ноздри бьют струями синеватого пара, в нем сверкают снежинки.
– Морозавры, – сказал Борис.
Вокруг ящериц разбросаны осколки льда, судя по форме, были чьими-то скульптурами. Суетится дюжина рычунов, морозавров обстреливают потоки звуковых колец, но для рептилий это сродни пакостям комарья, обломанные кинжалы льда нарастают вновь.
Рычун бросается на самого крупного сбоку, ящер повернул голову, на рычуна из пасти – гейзер ледяного тумана вперемешку со снегом…
В белесом облаке засверкала прозрачная статуя рычуна, ледяные изгибы присыпаны снегом. Но морозаврам теперь не до мошкары, все их внимание к наступающему ништорму.
– Это плохо? – спросил я.
Борис кивает.
– Для них.
Морозавр-вожак пытается запугать рычанием, сквозь строй челюстных лезвий бьет туман смертельного холода, но исчезает в ревущей черноте гиганта наравне с прочим мусором. Пара меньших морозавров пятится, шипы легли вдоль спин…
На хвостах мелькнули яркие блики, ящеры убегают.
Даже до рычунов дошло, что надо отсюда прочь, хотя троим не повезло, засосало вмиг, не успели даже расщепиться.
Оставшийся без стаи вожак спохватился поздно, разворот, попытался удрать, но бег резко замедляется, движения вязкие как в киселе, лапы работают изо всех сил, но ящера словно поставили на беговую дорожку.
Рассыпаются