Или с головой у тебя что?
– Я её, мама, теперь век не забуду.
Мать протянула руку и потрогала у девочки лоб.
– А хоть и у Гали спроси. У Серёжи. Тебе всякий скажет. И Валя, и Миля, и Витя, и Юля!
Они долго и выжидательно глядели в глаза друг другу.
Озадаченная мать снова принялась строчить на машинке. Искоса незаметно посматривала на дочку. Тревожно стало на душе. Шитьё разладилось. Не говоря ни слова, она пошла к соседке.
Варвара Семёновна Киселёва в общей кухне готовила на керосинке.
– Варвара, ну-ко, не говорила ли чего твоя Юлька про Богородицу?
– И Юлька, и Серёжка – обои в один голос ерунду какую-то мололи. Матерь Божья на облаке! Прилетела, мол, поглядела, – и след простыл.
– Ой, нехорошо это, Варвара.
– Чего же нехорошего? Ежели бы чёрт с рогами…
– Не до смеха. Знак это, чует моё сердце. Пойду ещё к Ульяне схожу.
Она поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и, немного погодя, скорым шагом миновала кухню.
– К отцу Михаилу надо, – доложила она соседке.
Священник Воскресенского храма Михаил Иванович Попов жил в собственном доме через дорогу. Он сидел в своём кабинете при свечах и составлял текст молитвы к заутрене.
«О, святый Георгий-победоносче, даруй белому воинству победу, укрепи православных во бранях, разруши силы восставших безбожников…», – писал он, макая перо в чернильницу.
За дверью послышался голос служанки:
– Батюшка Михаил, к вам посетительница.
Войти было позволено, и через порог с поклонами переступила швея из соседнего дома, в опорках на скорую ногу и в наспех накинутом платке.
– Не прогневайтесь, отец Михаил, душа места не находит. Ребята в один голос твердят, мол, нынче под вечер видение у них было. Играли во дворе, да вдруг Богородица им в небе показалась. Ладно бы одна моя Оля, она и намолоть может незнамо что, язык-то без костей. Так ведь и все другие, как один: Матерь Божья с младенцем! И будто им рукой вот эдак…
По мере того, как отец Михаил выслушивал сбивчивую речь, рука его сначала вздрогнула, потом неуверенно стала подниматься к груди и наконец решительно рассекла полумрак комнаты крест-накрест:
– Истинно говорю: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдёт в него!
Сказано было весело, с вызовом.
Он сдёрнул сеточку с напомаженной головы, надел камилавку и с большим медным крестом в одной руке и с керосиновым фонарём в другой вышел, увлекая за собой посетительницу.
Не такой был достаток у жильцов этого доходного дома № 135 по Кольскому проспекту в 1919 году, чтобы провести электричество. Лица детей в темноте коридора освещались фонарём в руке отца Михаила. Свет фитиля мерцал в их глазах. Говорили взволнованно, взахлёб. Не хватало ни слов, ни опыта в изъяснениях, да и то сказать, виденное ими не имело примера. Не всякий бы взрослый осилил описание. Только у Оли нашлось несколько слов для подробностей:
– Из облаков навыворот… Ресницы в инее… Ноготки перламутровые…
Убедительными оказались для отца Михаила