Татьяна Викторовна Ларина

Категория вежливости и стиль коммуникации


Скачать книгу

в какие небеса и бездны; у нас бывают минуты, когда облака на плечо, море по колено, – гуляй душа! Для англичанина это непонятно, ново, пожалуй, заманчиво. Если, напившись, он и буянит, то буянство его шаблонно и благодушно, и, глядя на него, только улыбаются блюстители порядка, зная, что известной черты он не переступит. А с другой стороны, никогда самый разымчивый хмель не заставит его расчувствоваться, оголить грудь, хлопнуть шапку оземь. Во всякое время – откровенности коробят его (цит. по: [Любимов 2004: 153]).

      Другими словами, но по сути о том же пишет В. Овчинников:

      Русское мое сердце любит изливаться в искренних, живых разговорах, любит игру глаз, скорые перемены лица, выразительное движение руки. Англичанин молчалив, равнодушен, говорит, как читает, не обнаруживая никогда быстрых душевных стремлений [Овчинников 1986: 347].

      Можно встретить и весьма категоричные оценки данных различий. Прожив в Лондоне несколько месяцев, два наших молодых современника дали англичанам следующую характеристику:

      За эти месяцы я нашел ответ на вопрос, который терзает европейцев со времен еще белоэмиграции. Вопрос о таинственной русской душе. Отгадка здесь проста – у русских просто есть душа. А у англичанина – нет. То есть таинственность русской души заключается в самом факте ее наличия. То место, которое у среднестатистического россиянина занимает душа, у среднестатистического кокни занимает небольшой калькулятор по подсчету зарплаты, в крайнем случае – турнирная таблица Кубка УЕФА [Сакин, Спаркер 2002: 176].

      Подобные оценки при восприятии представителей иной культуры возникают из-за различий в нормах и ожиданиях в отношении того, когда и как следует проявлять или не проявлять эмоции. При этом, с нашей точки зрения, было бы не совсем верно говорить об одном народе как об эмоциональном, о другом – как о холодном и равнодушном, поскольку связь между проявлением эмоций и чувствами, испытываемыми при этом, не всегда прямая и однозначная. Наглядным примером этому является английская улыбка, о которой будет сказано отдельно.

      Дж. Паксман в своей книге «The English: A Portrait of a People» [Paxman 1999] называет стоицизм и умение владеть собой чертами, присущими истинному англичанину. Он рассказывает подлинный случай о поразительном самообладании отца, встречавшего на вокзале своего единственного сына, который вернулся с войны изуродованным калекой. Стоицизм отца поражает и вызывает уважение, но «кто знает, сколько слез он пролил позже наедине с самим собой?» – спрашивает автор. Вот как он об этом пишет:

      'When, at last, the crippled form of the son let itself down from the train, all that happened was the odd, unembarrassing clutch of left hand to extended right – a hurried, shuffling shake, and Major H said: «Hullo, Bob!» his son, «Hullo, Governor!» – And nothing more'. Who knows what private tears the major may have wept later. But in public, all was stoicism… Worthy of wonder and worthy of respect, too [J. Paxman 1999: 181].

      О том, что в английском обществе, где ценятся эмоциональная сдержанность и самоконтроль, открытое проявление эмоций общественно осуждается, свидетельствуют и языковые факты. Слово emotional (эмоциональный), наряду с effusive (экспансивный), demonstrative (несдержанный), excitable (легко возбудимый) имеют в английском языке отрицательные коннотации (Stop behaving so emotionally! / Her