по полторы тысячи батов за двадцать восемь рабочих дней в месяц, плюс доля от чаевых – тысяча батов. В Убоне я никогда столько не зарабатывала. Я могла каждый месяц отсылать родственникам не меньше тысячи батов. Это была одна из причин, которая привела меня в Бангкок.
Тайцы и многие другие азиаты мыслят себя не отдельными личностями, а членами семьи. Эта привязанность – часть нашей «индивидуальности» (или ее отсутствия). Мы не просто члены своей семьи, мы неотделимы друг от друга. Только в семье мы можем быть индивидуумами. Мы вместе составляем индивидуальную общность; мы способны выжить только как семья.
Мне 14 лет.
Итак, я зарабатывала в общей сложности две с половиной тысячи батов в месяц – неплохое начало. Но моя семья была отчаянно бедна. Отец умер, и у меня оставались две младшие сестры, которых надо было обеспечивать. Я хотела, чтобы у них была возможность учиться; чтобы у них была лучшая жизнь, чем у меня. Я должна была зарабатывать больше.
Другие «труженицы» Патпонга
Патпонг – самый популярный район «красных фонарей» в Бангкоке, да и во всем мире. Его трудно описать так, чтобы было понятно непосвященному. Он состоит из двух длинных кварталов: «Патпонг-1» тянется почти на двести метров; а «Патпонг-2» – на сто. Вдоль каждого из них по обеим сторонам улицы стоят бары на открытом воздухе, стрип-бары гоу-гоу, диско-клубы и секс-шоу. В этих двух кварталах «продажного секса» почти три тысячи молодых женщин ежедневно рассчитывают встретить мужчину на час, на вечер или, как надеются некоторые, на всю жизнь. «Каждую неделю одна девушка из Патпонга выходит замуж за иностранца»{1}.
Гоу-гоу и бары бывают самых разных размеров: в одних работает всего десяток девушек, в других – до сотни. В каждом гоу-гоу есть и другие работники. Мы – уборщицы, бартендеры, официантки и привратницы. Официально мы еще не начали встречаться с мужчинами. Мы живем на зарплату в полторы тысячи батов в месяц плюс чаевые со столиков – еще около тысячи батов. Мы не считаемся частью «азиатского экономического чуда». Неофициально же некоторые девушки, сами того не понимая, вступают на путь, ведущий к саморазрушению.
У одних рабочий день начинался в два часа дня и заканчивался в полночь. Другие приходили к семи вечера и работали до трех ночи. Мы наводили порядок после предыдущего вечера. Час или два отмывали разлитое пиво. Потом перестилали постели в «почасовых» номерах и мыли ванные комнаты. После этого нужно было отправляться в бар и таскать сотни пивных бутылок, нарезать ломтиками ананасы и лимоны, мыть посуду и выполнять прочую неквалифицированную и неприятную работу. Посетители баров напивались, проливали пиво, повсюду оставляли следы рвоты. Я не против того, чтобы убирать обычную пыль и грязь, но это была отвратительная работа, и меня от нее тошнило. Танцовщицы получали много, иногда в двадцать раз больше меня, и им не приходилось возиться с грязью. Вскоре я поняла, что «настоящие» деньги в баре зарабатывают