слово. Воспользуемся телефонным правом.
Вытащив из внутреннего кармана мобильный телефон, он быстро набрал номер:
– Владимир Васильевич?
– Я слушаю тебя Антоша, что там произошло?
– Модест Альфредович оказался не очень любезным.
– Насколько это серьезно? – прозвучал обеспокоенный голос.
– Настолько серьезно, что он надумал взять с меня штраф.
– Это плохо. – Карась даже представил, как Владимир Васильевич покачал ухоженной головой. – Он позабыл правила. Если человек с молодости не усвоил правила хорошего тона, то вряд ли научится этому в старости. Ты знаешь, что нужно делать?
– Да, у меня есть подходящее решение.
– Тогда приступай.
Отключив телефон, Антон Толкунов взял бинокль и поднес его к глазам. Двадцатичетырехкратное увеличение приблизило двух мужчин, стоящих на террасе. Они, казалось, стоят настолько близко, что до них можно было дотронуться рукой.
Один из них был Петр Герасимович собственной персоной: вальяжные жесты, гордо приподнятый подбородок. Он больше напоминал хозяина, чем обыкновенного посетителя, заглянувшего в загородный общепит, чтобы пропустить пару стаканчиков красного вина под хорошую закуску. Богатый интерьер ресторана со сложной лепниной на потолке и высокими колоннами, убегающими к небу, только добавляли ему величия.
Придется малость подпортить ему аппетит.
Вытащив телефон, Карась произнес:
– Третий?
– Он самый.
– Видишь двух мужчин, стоящих на террасе?
– Отлично вижу, – прозвучал глуховатый ответ Верзилы.
Карась невольно усмехнулся, подумав о том, что в это самое время тот рассматривает клиентов через оптический прицел снайперской винтовки.
Подняв бинокль к глазам, Карась произнес:
– Сними того, что помоложе.
– Понял, – прозвучал равнодушный ответ.
Мужчины о чем-то оживленно разговаривали, дружно смеясь, и в какой-то момент Карась даже пожалел о том, что не может услышать ни слова из их диалога. Судя по тому, как проходила их беседа, Петр Герасимович находил в Модесте Курбанове весьма занимательного собеседника.
Карась не успел сосчитать даже до трех, как голова Модеста дернулась, словно по ней ударили чем-то невероятно тяжелым (трудно было поверить, что причиной тому может быть всего-то крохотная, в несколько граммов, пуля), и, вскинув руки, он повалился прямо на Петра Герасимовича, прервав свое повествование.
Оптика беспристрастно приблизила испуганные глаза Петра Герасимовича, ожидавшего повторного выстрела. Его голова вжалась в плечи, сам он ссутулился, будто хотел уменьшиться в размерах. Для него в этот момент бегущие секунды перерастали в вечность.
Из перекошенного рта вырывался страх, сотрясая ором помещение ресторана. В какой-то момент Антон пожалел, что не имеет возможности слышать его истерический вопль. Подскочившие охранники, озираясь по сторонам, потащили остолбеневшего Петра Герасимовича в соседнюю комнату,