вполне безобидными: например, весточка от родственников. Людям за решеткой очень важно, чтобы родственники о них помнили. Весточка с воли – праздник. И не надо подставлять тех, кто это передавал. Я говорю о заключенных, которым их дали в руки. Они по себе знают, как их товарищи по несчастью будут рады получить маляву.
– Юль, мне бабки нужны! Я весь в долгах.
– А, тогда без проблем. Делаешь снимок с пленки или часть пленки переписываешь на чистую кассету – и вперед. Грозишь Небосклонову и депутату ментовкой. Им полезно будет понервничать.
– Депутаты же вроде неприкосновенные?
– Только из Госдумы, из нашего ЗакСа, слава богу, нет. Отбрешется избранник народа, конечно, но я своим знакомым в органах передам пленочку, если хочешь. А там у многих на депутатов зуб. Серьезных неприятностей у него не будет, но… Думаю, и певец, и депутат решат, что лучше заплатить, если, конечно, ты не собираешься потребовать слишком много.
– По тысяче баксов с носа.
– Сойдет, – сказала я и спросила, нельзя ли для меня сделать копию кассеты. Тысячи баксов у меня с собой, правда, не было, только сто.
– Юль, да я тебе бесплатно сделаю, – сказал Коля. – Ну а ты, в случае чего, свяжешься со своими знакомыми в органах.
– Тебе-то кассета на что? – посмотрел на меня Пашка.
– Не мне, а Ивану Захаровичу.
– А-а… – протянули хором Пашка и Коля, также знавший об Иване Захаровиче, в основном благодаря мне.
Я шантажировать Небосклонова и депутата не намеревалась. Вообще, подожду-ка я пару-тройку дней, пока Коля не решит свой денежный вопрос (я просила сообщить, когда решит, и, если не решит, уже действовать самой), и только после этого отдам кассету Ивану Захаровичу. У Сухорукова целая коллекция компромата на чиновников и политиков. Мне ее пополнение зачтется в будущем.
Коле сто баксов я все-таки всучила, сказав, что компенсирую свои затраты у Сухорукова. Если же его мальчики приедут за оригиналом, следует оригинал им отдать, а я покапаю им на мозги, чтобы они не жмотничали. Довольные друг другом, мы с Колей расстались, я загрузила Пашку в свою машину и порулила к нему.
На Пашкиной кассете не оказалось ничего интересного. Два человека, как я помнила, тоже бегали по залу с обычными фотоаппаратами, но их опасаться не следовало. Компромата на меня нет ни у кого. Что же касается Небосклонова и депутата… Пусть Иван Захарович решает. Хотя мне было любопытно, кому они передавали малявы и с каким текстом.
В воскресенье вечером мне позвонила мать Сергея, моя несостоявшаяся свекровь. Сообщила о том, что я уже знала: на завтра назначено слушание Сережиного дела в суде.
– В каком? – спросила я, хотя знала все от Сухорукова.
– На Фонтанке. В Горсуде. Юленька, ты приедешь?
Я обещалась быть, вместе с оператором. Пашку я уже предупредила, где именно мы должны появиться в понедельник. Я ему лично перед отходом будильник в кастрюлю поставила и телефон под ухо подсунула. Мне придется позвонить ему раза два-три, если не все десять, чтобы оператор соизволил проснуться.
Я