верного Вовчика, тот прилетел довольно быстро, тут же накрыл на стол, все время поглядывая на меня с опаской (приучен ожидать каких-нибудь гадостей), потом удалился. Я тем временем попросила разрешения позвонить Косте, его получила, набрала номер и сообщила, что мы с Сашкой остаемся ночевать у Алексея Петровича. Братец попытался кричать в трубку, уверенный, что мы с Веркой и сыном опять вляпались в какую-нибудь историю, но я связь отключила, сказав напоследок, чтобы Костя не волновался, накапал себе корвалольчика и ложился спать.
Афганец тем временем разлил коньяк, мы выпили, закусили, и Лешка приступил к допросу, глядя на меня волком. Его, как и брата, интересовало, куда я на этот раз сунула свой любопытный нос.
– Откуда путь держала, Ланочка? – спросил Лешка голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
– От Рубена Саркисовича, – честно ответила я: подхватив меня у клиники, Лешка должен был это понять и сам.
– И что ты там делала?
– Мы с Сашей с ним консультировались.
– В полчетвертого утра?!
– А почему нет? – Я опять изобразила Марию Магдалину.
– Я, конечно, понимаю, что от тебя можно ждать всего, чего угодно, – заговорил Лешка, с трудом сдерживая ярость, – но даже ты просто так не попрешься в клинику к Рубену среди ночи, тем более с ребенком.
– Но ведь поперлась же, – пожала плечами я.
Афганец посмотрел на меня внимательно, уточнил, все ли у меня в порядке со здоровьем, за исключением психического (насчет моей головы у Лешки имелось особое мнение), я ответила, что пока ни на что не жалуюсь, но иногда все-таки стоит посоветоваться с врачом.
Афганец не выдержал и заорал, периодически помогая себе кулаком, которым стучал по столу, в результате чего вся посуда подпрыгивала. Ковер у Лешки в гостиной с начесом, и во время его сольных выступлений я всегда понимаю, почему: чтобы посуда не билась.
Мне надоело слушать Лешкины вопли, тем более про порочные наклонности своих ближайших родственников я слышала далеко не в первый раз, так что спросила самым обычным тоном, почему Лешка исключает возможность моих интимных отношений с Рубеном Саркисовичем.
– Ну какой нормальный мужик с тобой свяжется? – посмотрел на меня Лешка. – А Рубен в курсе, что ты собой представляешь.
Я изобразила обиду, встала с кресла и заявила, что в таком случае немедленно отправляюсь домой, если Сашка уже спит, заеду за ним утром, а Алексей Петрович может мне больше не звонить.
Лешка из своего кресла выпрыгнул, аки кузнечик, меня в объятия сграбастал и стал заверять, что я – единственная женщина в его жизни, которую он никогда не сможет забыть даже при очень большом желании (причины не уточнял, правда, я их и без него знаю), после чего добавил, что если бы он меня не встретил на своем жизненном пути, то ему было бы гораздо скучнее жить, а так никогда не догадаешься, чего от меня ждать. И вообще он суровость показывал только для порядку, по национальной традиции. Какую именно традицию он имел в виду, я так и не поняла. Или