е могу назвать друзьями? Они уехали по своей воле – или все-таки не по своей? – не сказали, куда, щедро заплатили за работу, позволили взять кое-чего из барахла…
Глава 1
Последним уходил Игорь – парень чуть старше меня… Хотя какой парень – здоровенный толстый мужик, наделенный неслабым интеллектом и воистину ослиным упрямством. «Понимаешь, – сказал он мне тогда, – все, чем мы тут занимались – детский сад, штаны на лямках. Ни методики, ни теории, ни даже понимания того, кому и зачем это нужно. А тут, понимаешь, возможность мир перевернуть…».
До этого «переворачивать мир» отправился Володя – добрый, умный розовощекий «поросеночек», всегда спокойный и лучше всех умевший ладить с государственными органами. Самый молодой из нас и не получивший ни инженерного, ни физико-математического образования (то ли экономист, то ли вообще «общий менеджер») – и лучше всех разбиравшийся в компьютерах.
Ушла Элла – единственная барышня в нашем кругу.
Ушел Леша – черноглазый, быстрый, с примесью не то армянской, не то грузинской крови, прекрасный стилист и великолепный боец. Именно он был нашим инструктором-рукопашником, когда мы совместно решили, что нам таки надо изучить и этот аспект бытия (и бития).
Ушел Димка – смуглый, кудрявый («дитя свободной Африки», как называли его родственники – всё казаки со Ставрополья). Только с ним меня со студенческих времен связывало что-то вроде дружбы.
А первым бросил все и уехал Григорий Владимирович – наш шеф, отец-основатель и вдохновитель. В прошлом – доцент физфака, не ставший профессором только потому, что лень было писать докторскую. Отличный преподаватель и, говорят, талантливый ученый (судить не берусь, потому что занимался он совершенно зубодробительными вопросами мироздания). Студенты называли его Лорд Винтер – наверное, из-за странной фамилии Зимка. К слову, и внешность у него была какая-то зимняя – волосы пегие из-за неровной седины, словно припорошенные снегом камни; мощные длинные руки (дядя легко крутил стул за ножку), могучий бочкообразный торс и голос, словно из бочки, да еще с налеганием на «О»: «Где-то по большому счету ясно, что вам ничего не ясно». На первый взгляд, Лорд Винтер напоминал кроманьонца с картинки по истории древнего мира. Но за внушительными надбровными дугами прятался невероятно мощный интеллект: взять измором его на экзамене или зачете не удавалось никому: начав в девять утра, к восьмому часу вечера ГВ, казалось, без всякого напряга разбирал хитросплетения интегралов, векторов и прочих тензоров, не желая отпускать студентов с миром и тройкой. При всем при этом на факультете его любили.
Тот же интеллект подсказал ему бросить физику и заняться тем, ради чего мы все и собрались пару лет назад. Точнее, собрались они, а меня пригласили «за компанию».
Потому что занялись они магией. Если угодно, чародейством и волшебством. Да-да, именно «НИИЧаВо» пришло мне в голову, когда я впервые об этом услыхал. Услыхал все от того же Лорда Винтера, который меня и позвал. Оказалось, запомнил мою скромную персону еще во времена моего студенчества, хотя с тех пор минуло шесть лет, отыскал (наверное, в деканате) координаты и позвонил в один не слишком прекрасный вечер. Не слишком прекрасный – потому что тогда у меня на пятках висели милиция с армией, желавшей упечь вашего покорного слугу на два года охранять новую «нэзалэжную» родину непонятно от кого. Так что от стражей порядка я хоронился и у родителей не жил. В этот вечер только зашел проведать предков – и надо же, Григорий Владимирович меня вызвонил. И предложил заняться «кое-чем потусторонним, но интересным».
Настроение было ни к черту (я ко всему прочему как раз понял, что коммерсанта из меня не выйдет, а жить на что-то надо), поэтому ответ мой прозвучал не слишком вежливо: «Стругацких обчитались или решили лохов по-лекгому разводить?» А что еще я должен был подумать? Лорд Винтер не обиделся и предложил на следующий день приехать в почти родные Бабаи, где с конца пятидесятых квартировали и харьковский физфак, и НИИФТИ, куда большинство выпускников факультета отправлялись работать во времена Союза и Холодной войны – как раз во благо последней укрепляли обороноспособность первого, двигая вперед науку и технику. А между делом, «только для себя» – занимались теоретической и экспериментальной физикой в самых разных отраслях – от сверхтекучего гелия до космических лучей. А теперь, если верить Зимке, увлеклись теоретической и экспериментальной магией. «Умклайдет, транслятор на быстрых нейтронах, «Корнеев груб»…
Когда я на следующий день трясся по знакомой дороге (только на сей раз – не в дребезжащем набитом ЛАЗике, как в конце восьмидесятых, а в ГАЗели, не столь дребезжащей, но столь же набитой), версий у меня не прибавилось. Либо Зимка сбрендил (но представить его сумасшедшим не получалось), либо таки решил «разводить лохов», используя малоизвестные физические явления. Но тут больше бы подошел экспериментатор, а не знаток элементарных частиц и теории суперструн. «Может, впрямь что-то такое есть?» Квантовую механику вкупе с релятивистской полностью я забыть не успел, а там вполне логично и без мистики доказывалось, что на результаты эксперимента влияет факт наблюдения. Возможно, Зимка в своих суперструнах докопался до чего-то подобного,