соснах, у нее это отлично получилось. Я был благодарен ей за это.
– Спасибо вам, – сказал я незнакомцу.
Тот махнул нам рукой, мигнули габаритные огни, и машина тронулась.
Мы втиснулись на заднее сиденье джипа и притихли, как мыши. Отец молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, а дядя Сережа бросал красноречивые взгляды в нашу сторону. Сначала мы отвезли домой Соню и Кристину, затем Березиных. Оставшись наедине с родителем, я почувствовал себя неуютно.
– Владик, что случилось? – спросил он.
– Ты не поверишь, – ответил я.
– А ты постарайся, – усмехнулся отец.
Он не сердился, и это было хорошим знаком.
– Пап, давай дома.
– Мама с ума сходит, – значительно сказал он.
Начинается. Если отец меня понимал, то мама уже наверняка глотает валерьянку.
Или того хуже начнет лить слезы. Я не выношу женских слез, особенно маминых. До подъезда я плелся нога за ногу. Останавливался то шнурок завязать, то рюкзак поправить.
– Владька, – не выдержал отец. – Чем быстрее придем, тем тебе же лучше.
Едва мы переступили порог квартиры, мамина реакция не заставила себя ждать.
– Где ты был? – запричитала она. – Мы все больницы обзвонили…
Я увидел мамины глаза, полные тревоги и отчаяния, у меня непроизвольно вырвалось:
– Мамочка, прости…
– Все твое воспитание, Витя, – переключилась она на отца. – Шляется целыми днями неизвестно где… А грязный-то какой! Вы что, по свалкам лазали?
Если бы…
– Мы не нарочно, – оправдывался я, отступая к ванной.
– Ну почему у всех дети как дети, а наших в леса тянет? – вопросы сыпались как горох.
Отец постепенно теснил маму к спальне. Я нырнул в ванную. В зеркале отразился взъерошенный пацан с чумазым лицом и грязными руками. Где это я так вымазался? Завтра еще предстоит разговор с отцом…
Следующим утром мы отправились в спортзал, собственность отца, где он ведет занятия по каратэ с тремя группами. Сейчас в зале никого нет. Обычно мы с ним бегаем в парке для разогрева, но сейчас не тот случай. Мне повезло с отцом, прежде чем наказывать, он всегда старался выяснить причину. И наказывал справедливо, хотя наказанием это можно было назвать с натяжкой: полы в зале помыть или отжаться от пола раз тридцать-сорок. Отец атаковал мешок с песком, висящий на цепи, я же старательно драил полы, стараясь не пропускать пыльных мест. Не знаю, поверил ли он сразу, по мере продвижения моего рассказа он основательно поддавал мешку то коленом, то локтем.
– Вы попали из леса в пустыню, – сказал отец, придерживая мешок, когда я закончил рассказ. – Хотя не представляю в тайге пустыню.
– Я тоже… – вздохнул я. – Пап, я все вымыл. Можно же съездить на ту полянку…
– Хорошо, можешь идти. Я подумаю над твоими словами.
Позвонив Тине, я выяснил, что Егора сослали на дачу, а Сова страдает дома одна. Очевидно, эту парочку разлучать никак нельзя.
– Владик, –