не знаком ни с местными обычаями, ни с людьми и разговаривает с ними слишком бесцеремонно. Так знай же, я – сборщик податей и служу благородному Дагону, первому банкиру в Мемфисе; и если это не заставит тебя побледнеть, так знай вдобавок, что благородный Дагон является арендатором, уполномоченным и другом наследника престола – да живет он вечно! – и что ты совершил насилие на земле царевича Рамсеса, что могут засвидетельствовать мои люди.
– Значит, это… – хотел перебить его царевич, но вдруг остановился. – По какому же праву вы мучаете так крестьянина, принадлежащего наследнику престола?
– Он, негодяй, не хочет платить налогов, а казна наследника опустела.
Его помощники при виде беды, какая постигла их начальника, выпустили из рук свои жертвы и стояли, своей беспомощностью напоминая обезглавленное тело. Освобожденный крестьянин снова принялся вытряхивать из ушей и выплевывать воду, а супруга его припала к ногам избавителя.
– Кто бы ты ни был, – причитала она, молитвенно протягивая руки к царевичу, – бог или даже посланец фараона, выслушай меня. Мы – крестьяне наследника престола, – да живет он вечно! – и заплатили мы все налоги – и просом, и пшеницей, и цветами, и бычьими шкурами. А тут приходит к нам вот этот человек и велит еще дать ему семь мер пшеницы. «По какому такому праву? – спрашивает мой муж. – Ведь все уже уплачено». А он валит его на землю, топчет ногами и кричит: «А по такому праву, что так приказал достойный Дагон». – «Откуда же мне взять, – отвечает мой мужик, – когда у нас нет никакого хлеба и уже с месяц мы кормимся семенами или корешками лотоса, да и те стало трудно добывать, потому что большие господа любят забавляться его цветами».
Она зарыдала. Рамсес терпеливо ждал, пока она успокоится. Крестьянин же, которого перед тем окунали в воду, ворчал:
– Уж эта баба своей болтовней накличет на нас беду. Говорил я тебе, что не люблю, когда бабы вмешиваются в мои дела.
Тем временем сборщик, подойдя поближе к лодочнику, спросил его потихоньку, указывая на Рамсеса:
– Кто этот молокосос?
– Чтоб у тебя язык отсох! – ответил лодочник. – Не видишь разве, что, должно быть, важный барин: хорошо платит и здорово дерется.
– Я сразу сообразил, – зашептал сборщик, – что это знатная особа. Когда я был молодым, мне не раз случалось участвовать в пирушках с важными господами.
– Ага, видно, от этих пирушек у тебя и остались жирные пятна на одежде, – буркнул в ответ лодочник.
Женщина, выплакавшись, снова заговорила:
– А сегодня пришел этот писец со своими людьми и говорит мужу: «Если нет у тебя пшеницы, отдай нам двух твоих сынишек; тогда достойный Дагон не только снимет с тебя эти недоимки, но еще будет выплачивать за каждого мальчишку ежегодно по драхме…»
– Горе мне с тобой! – прикрикнул на нее муж, которого только что топили. – Сгубишь ты нас всех своей болтовней… Не слушай ее, добрый господин, – обратился он к Рамсесу. – Корова думает, что она хвостом отпугивает мух, а бабе кажется,