тетя Наташа.
– В десять тридцать! – с готовностью отрапортовала Пулька. – Я так и написала! Я бы устно сказала, но он еще до восьми смылся! Даже не разбудил! Я чуть не проспала!
– К делу не относится, – спокойно заметила тетя Наташа, и Пулька тут же заткнулась, с ожиданием глядя на нее. – А теперь, Полина, скажи мне, пожалуйста, который час. Только очень точно.
Пулька глянула на часы, которые Бэтээр подарил ей в честь успешного окончания седьмого класса, похмурилась, пошевелила губами и сказала:
– Двадцать минут четвертого… это значит – пятнадцать двадцать. Правильно?
– Правильно, – ласково согласилась тетя Наташа. – Молодец. Можешь посчитать, сколько часов прошло с десяти тридцати?
– Ой, – испугалась Пулька. – Я же нечаянно! Я же не написала, что вечера! Бэтээр, миленький, прости меня, пожалуйста! Я идиотка! А ты волновался! Братик, ну если хочешь – выпори меня… Может, тебе полегче станет! Я потерплю, ты не бойся!
Бэтээр просто не поверил своим ушам. Просто не поверил. Это не Пулька говорит. Сроду она ничего такого не говорила. Она просто по определению не могла ничего такого сказать. Она и слов-то таких не знает… Он подозрительно присмотрелся – может быть, кино показывает? Не хватало еще, чтобы ее тут всяким таким бабским штучкам научили! Да нет, не похоже, чтобы кино… Похоже, действительно переживает, сильно, чуть не до слез, и покраснела вся, как рак вареный. И Вера-Надя переживают, таращатся на нее с сочувствием, а на него поглядывают смущенно и виновато, будто это они время перепутали… И тетя Наташа, хоть и делает вид, что вся такая спокойная и строгая, а губу все-таки закусила, и брови над черными очками страдальчески дрогнули. Только одинокая Любовь стоит спокойно, держится за его штанину и смотрит на всех снисходительно и понимающе. Постояла, посмотрела, вздохнула и бормотнула себе под нос:
– Ну, что ж теперь… Ошиблась и ошиблась.
– Ну, что ж теперь, ошиблась и ошиблась, – повторил Бэтээр, стараясь не смотреть на Пульку, до того ему жалко ее было. Но для сохранения лица все-таки добавил: – Хотя в десять тридцать вечера – это тоже ничего хорошего. Что за дела – по ночам шастать… И район неспокойный. Детям опасно по ночам…
И с упреком глянул на эту тетю Наташу, которая сама приваживает чужих детей, а сама об их безопасности и думать не думает. Да еще когда вокруг такая криминогенная обстановка, что приходится с ружьем ходить… Вернее, в розовом кусте сидеть.
Тетя Наташа, наверное, поняла его взгляд, кивнула и ответила на невысказанные претензии:
– Действительно, домой надо раньше приходить, Я не знала, что Полина так запланировала… Но вообще-то ничего опасного, если ее обещали довезти менты… э-э-э… то есть омоновцы. Тут у нас они рядом живут, мы друзья. Они нам часто помогают, с ними мы в безопасности.
Ага, подумал Бэтээр, то-то она ружье из рук не выпускает.
Тетя Наташа опять угадала его мысли, вздохнула, сняла с плеча свое ружье, переломила стволы, вынула патроны, сунула их в карман халата, а ружье отдала Вере.