Александр Покровский

Калямбра


Скачать книгу

конечно, совсем рука тоскует по штурвалу.

      Потому что штурвал обязательно будет.

      Я дежурство сдавал. В пятницу это было. Я все журналы сложил стопкой и написал «Сдал» – «Принял», и кобуру, и пистолет, и повязку – ну все-все сложил.

      Ему, то есть сменщику, только войти и расписаться, а мне – бегом на автобус, и рвать отсюда когти.

      Но вот входит он – мама моя, точно, двухгодичник, ошибиться невозможно.

      – Слушай, – говорит он, носом шмыгая, – а чего тут делать-то надо?

      – Да ничего не надо делать, – говорю я ему осторожно, чтоб не спугнуть, – на телефоны отвечай, не заикаясь, и все. Пошли, – говорю, я ему, освоившись с положением, – начштаба доложим.

      Пошли и доложили, и только я в рубке начал судорожно портфель всяким барахлом своим набивать, как появляется комдив.

      А меня комдив не видит, потому что я сразу среди мебели потерялся. Я принял форму стула, и если б не глаза, то отличить меня было бы невозможно.

      А комдив как вперился в студента, и свекольным соком все лицо его наливается и наливается.

      Тот не то чтобы ему «смирно» крикнуть, тот никак его не видит. То есть он видит, но старается за него заглянуть, потому что комдив ему все загораживает. Он взглядом комдива отодвигает, а комдив наливается кровью и молчит.

      Я подумал, что я сейчас просто сдохну, потому что его сейчас снимут, и я на вторые сутки здесь дежурить останусь.

      А в голове у меня только это: «Как тоскуют руки по штурвалу!» – и больше ничего.

      – Слушайте! – говорит этот орел комдиву. – Ну нельзя же так! Вы же мне все загораживаете! Отойдите, пожалуйста.

      И комдив… у него шея пятнами… медленно поворачивается и… уходит… к себе…

      А я – с грохотом по лестнице и на автобус.

      А комдива на «скорой» следом увезли.

      Инфаркт.

      КОНСТРУКТОРЫ

      Очень мне хочется какого-нибудь конструктора на лодку засунуть. Взять его за выступающие части и… погрузить. И чтоб не просто так, как в бассейне: тонем на ровном киле на глубине пятьдесят метров, а чтоб, как и положено, провалиться сперва на четыреста и, прея в подгузниках, проваливаться потом все дальше и дальше, несмотря на полное осушение цистерны быстрого погружения и всякое такое.

      Почему-то хочется видеть смятение на его лице и пот, пропитавший подмышки.

      Почему-то хочется, чтоб он заметался в поисках этого невыносимого дерьма весом в шестнадцать килограммов – нашего индивидуально-спасательного гондона пятьдесят девятого года рождения.

      Хочется его на него надеть, подпоясать и чтоб он в пожаре с ним боролся целых двадцать минут, как это и предписывает инструкция, им же и изобретенная.

      А я в этот момент хотел бы, попивая прохладную газировку, размышлять о том, что не совсем правильно он действует в предложенных условиях, не там мечется и не так; не обесточивает то электрооборудование и не закрывает тот клапан на переборке в корму, что в условиях дыма держит только один и восемь десятых килограмма по избыточному давлению, без чего переборка в целом не будет держать десять.

      И еще я хотел бы, чтоб он самолично