движения два больших метеорологических шара, спрятанных на ее груди, практически вырвались из тесного домашнего халата. Казалось, еще чуть-чуть, они выпрыгнут на асфальт и, толкаясь белыми боками, покатятся по тротуару.
– Ираида, ты бы баллоны наружу не высовывала! – осуждающе заметил Тимофей Павлович, подняв лицо к подоконнику. – Женщина в годах все-таки! Блюсти себя должна! Какой пример ты молодежи показываешь!
– Да, иди ты уже! – замахнулась на него женщина. – Балаболка несчастная!
– Я-то пойду! – никак не мог угомониться Топталов. – Только ты, Ираида, выводы все-таки сделай! Ты же не только с такими культурными людьми, как мы с Ефимом Алексеевичем, – он кивнул в сторону майора, – можешь встретиться… которые, если что и увидят, то ничего не скажут! Люди разные бывают, Ираида! Есть такие, что и плохо подумать о тебе могут! А то и воспользоваться! Почему на тебе лифчика нет, а, Ираида?
– Есть у меня лифчик! – возмущенно произнесла Сова. – И вообще, какое тебе дело, что у меня есть, а чего нет! Ты мне – не муж! Иди, пока я в тебя горшком не кинула!
В доказательство серьезности своих намерений Оскольцева показала ему большой керамический горшок. В нем зло топорщился колючками кактус, похожий на стоящую торчком толстую зеленую оладью.
Тимофей Павлович сноровисто сделал несколько шагов от окна, но, уходя, все-таки обернулся и укоризненно покачал головой.
Управился Топталов мгновенно: едва чайник успел закипеть, а он уже входил в кухню Ираиды Михайловны.
Причем, Ефим заметил: вместе с пакетом покупок, Тима отдал хозяйке сдачу.
К чаю Ираида Михайловна выставила облепиховую настойку. На что Тима сказал:
– Вот, Ираида, скажу тебе прямо: хозяйка ты – не такая уж плохая! Даже, если быть честным, – хорошая! Да, что говорить, нет больше в поселке такой хозяйки, как ты! Вот говорят, Матрена Бабакина хорошую настойку делает! Чушь, чушь и бабьи сплетни! Даже, вот ты, Тая, – повернулся он к Тесменецкой, – ничего, не скажу, хорошая хозяйка, и настойка у тебя неплохая, но все-таки с Ираидой не сравню, нет!
– Ладно тебе, ишь, распелся! – с показной строгостью цыкнула на него Сова, но было заметно, что сердится она не всерьез, на самом деле, слова Тимофея Павловича ей приятны.
Но это, естественно, не устроило вторую присутствующую в кухне женщину. Попав в расставленную хитрым пройдохой ловушку, Царевна-лягушка взревновала по поводу своей репутации, как хозяйки.
– Тима, а когда это ты мою настойку пробовал, а? – серьезным голосом спросила она.
– Да, уж когда угощала, тогда и пробовал! – самодовольно заметил Тима.
– Никогда я тебя не угощала! – взвилась Тесменецкая. – И не собираюсь!
Женщина грозно блеснула зелеными, с черными искрами внутри глазами.
– Да, ладно, чего ты испугалась? – примирительно произнес Тима. – Ты может быть, Ефима Алексеевича стесняешься? – кивнул он в сторону майора. – Зря! Ефим Алексеевич – он парень свой! – как о старом знакомом отозвался Топталов о сидящем рядом Мимикьянове, с которым только что познакомился. – При