могло дойти и до драки. А когда кто-то по неосторожности вспоминал времена, когда «у вас воспиталка полы мыла» или что-нибудь в этом духе, тут уж без разбитого носа вряд ли могло обойтись. Это было и трогательно, и наивно, но всё же пришлось издать местных указ, запрещающий под страхом «три года расстрела» затевать драки и кулачные разборки «в защиту чести и достоинства».
.. Когда они узнали, что я живу одна с двумя маленькими дочками, первое, что спросили – почему? Когда такой вопрос задавали взрослые люди, я обычно отвечала – «нет времени». Тогда спрашивали: Чтобы до загса дойти? Ну да, говорю, и на это тоже. А вот что говорить детям в такой ситуации? Ну, и сказала примерно так:
– Не сложилось, вот почему.
– Он что, пьяница был? – догадывается Бельчиков.
(Расхожий стереотип: пьёт или бьет.)
– Нет, – говорю, – не пьяница. Разве что иногда сушняк употреблял. – И вообще, почему ты решил, что я его бросила? Может как раз наоборот.
– Это за что же? – спрашивает Бельчиков (он у нас выступает в качестве эксперта по семейному праву – у них в семье шесть детей – и все в детдоме, а горячо любимая мамочка имела ровно столько же мужей).
– За плохой характер, – говорю.
– Да ну вас, – сильно озлённый, машет рукой Бельчиков и отходит, бормоча себе под нос: Моя мамочка своих мужиков шваброй лупит, и то они сами никогда не уходят, сидят в пень, пока менты не загребут на зону.
– А за что загребают? – спрашиваю я с улыбкой.
– За что… за что… За кражи, ясное дело.
– Да уж… Мамашки-папашки… Пороть вас некому!
… А когда за окном запуржила зима, в нашем отряде началась самая настоящая эйфория коллективизма. Что касается «грязного» дела – уборки, то дети теперь буквально свалку устраивали за право занять «генеральскую должность» дежурного командира, то есть самому, засучив рукава возглавлять с тряпкой в руках все уборочные работы на генералке. Я простодушно радовалась, наивно полагая, что с этого момента привычка творить доброе и полезное укоренится навечно в нашем отряде. Хотелось свято верить в народную мудрость: что посеешь, то и пожнёшь. И совершенно не хотелось замечать, как весьма угрожающе сгущаются тучи на горизонте.
Воспитатели, особенно Матрона, держали себя по отношению ко мне (пока) вполне любезно, хотя и не демонстрировали свою лояльность открыто, особенно если рядом бывал кто-то из администрации. Если мы общались один на один, всё было очень мило, даже очень, искренне друг друга в гости приглашали (хотя никто никогда друг к другу в гости не ходил – просто некогда было); однако на людях, как-то так получалось, скромно опускали глаза и шли себе своей дорогой дальше – и даже перекинуться парой слов не всегда получалось. Вот как-то так…
Но зимой всё стало яснее – теперь уже сговор был очевиден. Я это уже чувствовала, однако думала – ну и пусть, мне-то что? Отрядные дела занимали всё моё время и мысли, до внутренней политики ли тут? Тем более – на интрижки время и силы тратить? Ну и опыта в этих делах никакого