ростепель и дети приходили мокрые выше колен, с полными галошами жидкой грязи, перемешанной со снегом. В этих случаях она только требовала, чтобы, возвратившись, дети надевали сухую обувь, мыли грязную, а мокрые чулки полоскали и клали сушить в горячую печурку.
Но это было уже порядочно спустя, их самостоятельность развилась постепенно, начиная с недалеких прогулок по селу в сопровождении матери или отца. С течением времени у отца Сергия выработался опыт в обращении с детьми и довольно правильное представление об их физических силах. Тогда же, когда Соня с детской самоуверенностью говорила: «Пойду с тобой пешком», – этого опыта еще не было. Наоборот, как большинство молодых отцов (ему еще не исполнилось 28 лет), всегда желающих, чтобы их дети поскорее росли, он склонен был переоценивать ее силы. Поэтому он не отказал ей категорически, а вступил в переговоры:
– А на руки не будешь проситься? Ты уже большая, тебя нести тяжело, да у меня и руки будут заняты.
– Не буду проситься, пойду сама.
– Ну так давай у мамы спроси!
– Неужели ты серьезно хочешь взять ее с собой, Сережа? – удивилась матушка. – Измучишься!
– Она обещает не проситься на руки, – повторил отец Сергий самый сильный аргумент.
– Да, обещаю. Мамочка, пусти! – просила и девочка.
Ну что с вами поделаешь, оба вы, наверное, немного с ума сошли. Соне еще простительно, она маленькая, а ты…
– А мне, может быть, и сходить-то не с чего, – весело отпарировал муж. – Ну, Соня, где твой платок, тащи его сюда, мама сейчас даст нам на дорогу чего-нибудь поесть и пойдем. Живо!
Дорога оказалась труднее, чем думала девочка. Солнце припекало довольно сильно, маленьким ножкам нужно было сделать очень много шагов еще в селе и еще гораздо больше по лугам, прежде чем они добрались до поросшей травой дороги среди кустарника, тоже плохо защищавшего от полуденного солнца. Сначала Соня не замечала трудностей. Ее внимание привлекали то пестрые цветы, колышущиеся в траве, то не менее пестрая бабочка или бирюзовое коромысло, то внезапно выпорхнувшая из травы птичка, то мохнатый шмель, с низким гудением перелетавший с цветка на цветок. Однако постепенно все это надоело, и все сильнее начинала чувствоваться и жара, и усталость, и жажда. Об усталости приходилось молчать, хотя шаги становились все меньше и медленнее, и под конец ноги совсем заплетались. Впрочем, девочка надеялась, что папа ничего не замечает, и держалась насколько возможно стойко. Другое дело жажда. Тут уговора не было, а солнце жгло, а вдоль дороги тянулось узкое, поросшее осокой болотце, на средине которого соблазнительно поблескивала вода. Но достать ее было невозможно: берега и дно болотца покрывал вязкий ил, в котором тонули ноги, и чистая на вид вода мутилась гораздо дальше, чем можно было достать рукой. Да и что пользы, если бы отец Сергий даже сумел достать эту воду? Сам-то он еще мог бы напиться, но Соне в пригоршне воды не натаскаться. До караулки ли тут, со всем, что в ней еще оставалось! Прежде нужно найти воду,