Мария Арбатова

Неделя на Манхэттене


Скачать книгу

перенапряга и поездки в такси на сквозняке дико болело горло, и намотав на шею шарф, я засуетилась на тему горячего чая. В Америке пьют не чай, а кофе, колу, молоко и соки. То, что они считают чаем, в основном пойло со льдом или оздоровительная трава со вкусом веника, так что чай взяли из дома.

      В отеле не кормили завтраком, но предлагали раковину, разделочный столик, кофеварку, микроволновку и шкафы с посудой. Набор термостойкой пластмассовой посуды состоял из одной глубокой тарелки, двух мелких, одной миски и двух кофейных чашек объёмом с аптечные мензурки. К этому прилагались две суповые ложки и две вилки. На кухню какой страны это было рассчитано, мы так и не поняли.

      Вторая особенность номера состояла в сломанной кофеварке. Муж отправился вниз к мексиканцу, но тот заявил, что заменить кофеварку невозможно – «импосибол», просто полный и окончательный «импосибол» – и посоветовал делать «русский чай» в микроволновке. В отличие от меня муж не умеет ставить персонал на место, но в отличие от мужа я не знаю столько английских слов.

      Третьей особенностью номера оказался сломанный таймер микроволновки – вода в мензурке вскипала с трёх нажимов. Полноценная чашка чая составляла три выпитых по очереди кофейных мензурки, на кипячение которых в стране инновационных технологий ушло 6 минут и 9 нажимов. Соответственно на чай для двоих – 12 минут и 18 нажимов. Проглотив результат этих усилий, я окончательно пришла в себя и осознала, что сижу в ночной рубашке и шарфе на горле, как на витрине.

      Ведь четвёртой особенностью нашего углового номера было одно окно за спиной кровати, другое – справа от неё. А ровно в пяти метрах от нас стояли некрасивые кирпичные дома, простёганные пожарными лестницами, и в окнах этих домов шла вечерняя американская жизнь.

      Каждый народ заряжен собственным градусом эксгибиционизма и вуаеризма, но протестанты погорячились, завозя в Америку «окна без занавесок». И теперь перед нами, как и перед нашим соседями, стоял выбор – опустить жалюзи и сидеть как кроты, или забыть, что живём в аквариуме. И я успокоила себя тем, что из окон напротив непонятно, ночная на мне рубашка или летнее платье, а переодеваться можно в гардеробной.

      Наши «ближайшие соседи» – белая пара в доме справа – мирно ужинали. Рассмотреть, что в тарелках, не получалось, но силуэты на картинах над столом читались отчётливо. Второй дом справа был обращён к нам застеклённым углом квартир, и там этажом ниже в растрёпанной квартире лежала на тахте с ноутом растрёпанная полная белая женщина.

      Не знаю, посещала ли она остальные части квартиры, но в рамках нашего обзора, приходя с работы, зажигала люстру и ложилась в одежде на кровать в обществе коробки с пиццей и ноута. Конец пиццы означал конец её светового дня, и растрепа вставала, чтобы щёлкнуть выключателем. За неделю «добрососедской жизни» к ней никто так и не зашёл.

      Другой вопрос, что многие ньюйоркцы пользуются квартирой, чтоб выспаться, отдохнуть за телеком или книгой и развесить вещи