мужчиной лет сорока пяти – пятидесяти, с почти полностью поседевшей головой и аккуратной, на удивление черной бородкой. Одежда, как сразу оценил вор, была пошита на заказ и стоила не меньше десяти сребров, хотя выглядела неброско и практично. О цене висящего при поясе меча оставалось только гадать, но одна рукоять тянула на пару златов. Нетопырь был старенький, тоже с проседью по хребту и многочисленными проплешинами – но не от возраста, а из-за шрамов. Похоже, животина прошла со своим хозяином огонь, воду и крысиные норы.
– Ну здравствуй, что ли, – усмехнулся путник, глядя на Алька.
Саврянин, не отвечая, молча объехал его по кругу, недвусмысленно выражая свое отношение и одновременно изучая противника.
– Неужто не рад меня видеть?
– Нет, – наконец соизволил разлепить губы белокосый, и слово вышло как плевок.
– А я вот, напротив, – очень рад. – Судя по тону, путник не кривил душой и не иронизировал. Да и смотрел дружелюбно, тоже оценивая Алька, но скорее с отцовской гордостью.
– Еще скажи, что община послала тебя передать мне свои извинения и позвать обратно в Пристань, – презрительно бросил саврянин.
– Нет, – даже не попытался юлить путник. – Мне поручили тебя убить. Точнее, я сам вызвался.
– Ну попробуй, – криво ухмыльнулся белокосый. Правая рука у него уже давно лежала на оголовье меча и сейчас лишь стиснула пальцы.
– Не хочу, – рассеянно, как от чего-то маловажного, отмахнулся путник. – Не сейчас. Альк, мне надо с тобой поговорить.
– Не хочу, – оскалился тот.
– Даже не хочешь узнать о чем?
– У нас было семь лет, чтобы наговориться всласть.
– Ты и тогда пропускал мимо ушей то, что не желал слушать, – с укоризной заметил путник.
– Лучше бы я пропускал еще больше.
– Вот упрямец! – добродушно, хоть и с досадой посетовал странный тип. – Я же хочу тебе по…
– Значит, не сейчас? – зло перебил его саврянин. – Тогда отлипни от моей подошвы!
– Альк…
Но белокосый уже развернул корову, и Жару с Рыской пришлось сделать то же самое, так ничего и не поняв.
Догонять их путник не стал, только вздохнул вслед и головой неодобрительно покачал. Однако никто не сомневался, что так просто он не отвяжется.
Благостная улыбка покойницы припомнилась сегодня многим весчанам. Особенно когда до жеребьевки дошло. Голова сам нарвал листьев с простой и рыбьей ветлы, смешал в глубокой шапке. По виду одинаковые, по весу вроде тоже, только вторые сразу тонут.
Принесли корчагу с водой, установили посреди двора. Самую большую, чтоб всем видно было: без обмана.
– Ну что, люди добрые, тяните…
Освободили от этой чести только голову, кузнеца, мельника да лавочника, потому как без них Приболотью убыток больший, чем если бы все остальные мужики в город уехали. Трое счастливчиков, надув щеки, гордо расхаживали среди мнущихся у шапки одновесчан, упиваясь