с таким восторгом, будто их произнес сам Соломон, а его несмешные, бородатые шутки вызывали оглушительные взрывы хохота. Если только практический опыт и превратности судьбы закаляют наш характер, стоит ли удивляться, что типы вроде лорда Акфилда так вопиюще бесхарактерны? Даже когда лорда не было поблизости, люди хвалили его мудрость и проницательность, хотя ни того ни другого и в помине не было. А все потому, что если им удалось убедить себя, что они и в самом деле видят в нем эти качества, значит им не придется признаваться самим себе, что они подхалимы, а это в светских кругах очень и очень серьезный мотив. И если вдруг их знакомые, не вхожие в избранное общество, выражали сомнение в мощном уме его светлости, всегда можно вздохнуть в ответ: «Ах, вы бы так не думали, если бы лучше знали его» – и таким образом, во-первых, показать, что находишься в близкой дружбе с представителем одного из Благородных Семейств, во-вторых, иметь возможность похвалить себя за искренность.
Лорд Акфилд не был мелочен или скуп, но был ленив. Именно эта фундаментальная лень накладывает неизгладимый отпечаток на любые дружественные отношения представителей привилегированного сословия. Уже очень давно он решил для себя, что поддерживать отношения с кем-нибудь, кроме лизоблюдов и представителей его собственного сословия, необходимых для поддержания имиджа, – слишком тяжкий труд, и оставил всякие усилия, но решение это было подсознательное, так что он до сих пор считал себя человеком добрым и сердечным. И по правде говоря, позднее он всегда был добр к Эдит. В нем не было ничего достойного восхищения, но и снобом он тоже не был, и вообще-то, кроме всего прочего, он был очень рад, что она такая хорошенькая.
Я заметил, что стоявший в дверях дворецкий переглянулся с леди Акфилд. Она кивнула, профессиональным взглядом окинула комнату и подошла ко мне:
– Обед подадут буквально через минуту. Не могли бы вы проводить к столу леди Тенби? – Она легким жестом указала на дородную особу лет шестидесяти с лишним, втиснувшуюся в кресло у камина.
Я кивнул, пробормотал нечто неразборчивое, и леди Акфилд продолжила свое кружение по комнате. Мы прибыли почти последними, так что, я думаю, всем остальным партнеров уже назначили.
Я направился к своей будущей спутнице, размышляя, хватит ли у меня сил вырвать ее из тесных объятий кресла. Она подняла на меня глаза и протянула мне толстую, украшенную кольцами и браслетами руку.
– Вы проводите меня к столу? – спросила она, и я кивнул. – Гуджи так прекрасно умеет все организовать. Надо было ей открыть сеть гостиниц. Помогите мне встать.
Мне всегда становится неловко от этой ребяческой псевдонепринужденности, которая у представителей высших классов выражается в пристрастии к прозвищам. Все у них Тоффи, Бобо или Снук. Сами они считают, что эти прозвища подразумевают некую игривую легкомысленность, вечное детство, напоенное ароматами нежных воспоминаний о няне, теплой пижаме в детской у камина, напоминая о том, что их объединяет нечто недоступное выскочкам, то есть еще один способ продемонстрировать