всей душой, необязательно действующую, но и ту, которая была, самая жестокая и садистская к своему народу и стране. Почему эта власть всегда пряталась и до сих пор прячется за Кремлевской стеной, полностью отгородившись от всех и всего? Не уж- то жизни тех, кто за ней корчит из себя великих руководителей, более ценны, чем жизни любого другого человека, взять хотя бы тебя, или меня, или вон того прохожего. Нет, я убежден, что нет, в этом нас подло обманывают именно те, кто затаился за этой непреступной крепостью. Мало того, из-за стены они кричат, что они – смелые, сильные и умные, и, непременно, приведут нас к процветанию и всеобщему благоденствию. Это счастье для людей они рисуют в будущем: через двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят лет, не забывая каждый раз переносить приближение обещанного счастья все дальше в недосягаемое будущее. И хочу заметить, что они сами в это время живут в нашем счастливом будущем. То есть для нас рай через поколение, а сами пользуются райскими плодами уже сейчас, убеждая нас, что мы до такой жизни не доросли, что мы ее не достойны. Тоже мне, достойные из достойных. Посмотри, ведь они до сих пор по старой привычке все сравнивают с тринадцатым годом или потакают ненавистной Америкой. Кто сказал, что тринадцатый год – это все, к чему мы должны стремиться? И почему американская модель развития – когда выгодна для них – может быть приемлема, а когда не выгодна – становится пугалом? Лично для меня Америка никогда не являлась идеалом, мерилом всего самого лучшего, примером для слепого копирования. У них тоже много проблем и неразрешенных противоречий. Но у них есть много того, чему мы обязаны научится, если хотим видеть свою страну успешной и процветающей. Потому я не хочу с чем-то сравнивать, независимо от того, как это называется, и есть ли подобное у кого-то еще.
– Сам понял, что сказал? – Встрял Егор, закуривая очередную сигарету, поражая Николая несвойственным спокойствием и терпимостью.
– В моей России, – продолжил Николай, не замечая придирок, – в которой я мысленно живу, государство и страна – это синонимы. Государство не имени хозяина, а ради и во благо страны. Люди, победившие в конкурентных выборах и ставшие властью, в моей стране начали с того, что просили прощения у тех, кого убили в красном и белом терроре, за гражданскую войну, за репрессии и ГУЛАГ, за то, что допустили Вторую Отечественную и не уберегли миллионы мирных граждан. За погибших солдат, известных и неизвестных, разбросанных словно злаки по местам боев и расстрелов. За Катынь, Венгрию, Чехословакию, Новочеркасск, депортации кавказских, прибалтийских и других народов. За бездумные и бездушные реформы, за ваучеры, приватизацию, за бандитский и олигархический беспредел. Еще много десятков, сотен, тысяч, миллионов извинений гражданам своей страны и другим народам. Конечно, они и многие из нас непосредственно не свершали этих преступлений, но сила власти заключается в невозможности разбить чашу предыдущей власти и упиваться с новой. Власть – это