Анатолий Жариков

Influenza. Лирика


Скачать книгу

куда, да некуда деться,

      я уже чувствую сердце и сердцем.

      В грубых заплатах худая одёжа;

      новую шьют, не рано ли, Боже?

      Колеры вышли, и снова в два цвета

      вечный узор вышиванки поэта.

      Сорок моих сороков подорожных

      миру явились. Боже, не поздно ль?

      Я не безгрешен, и ты уж не сетуй,

      если молитвы в словах моих нету.

      Плоть мою жалко: кости да кожа.

      Нас разделяет не слово твоё же?

      ***

      Плохо писать не хочется,

      а хорошо не пишется.

      Жду, что моё одиночество

      станет её величеством.

      Поздно, однако. В люлю, баи.

      Не снизойдёт высочество.

      Водки не пьёт, чай не хлебает

      кровь голубая, белая косточка.

      ***

      Уже воспоминанья тень —

      не часто, не отчётливо, не смело:

      свет глаз не ярче света тела.

      Был вечер. Было утро. Первый день.

      ***

      М.Х.

      Нам тесно на своей земле,

      и пчёлы на цветы садятся.

      Не долго остывает след;

      нам тесно на своей земле,

      на красной глине, на золе.

      Песок не держится на пальцах.

      Нам тесно на чужой земле.

      И пчёлы на глаза садятся.

      ***

      Путь проклят, истины щербаты,

      кровь на глазах и на руках.

      И поводырь – то дым, то прах,

      то грязь в ногах, то дух крылатый.

      Двенадцать с ружьями бредут,

      за ними пыль и дым столбами.

      И дети с выпуклыми лбами.

      И с рифмой рыночною шут.

      И пёс. И золотая цепь.

      И свет горбат. И жребий слеп.

      Венец опал, и розы смяты.

      Устал, плешивый и брюхатый.

      ***

      Ещё не ясен приговор,

      мучителен процесс дознания.

      И жизнь взамен торгует вор

      на миг безумного признания.

      Из пропасти растущих глаз

      взошли ответы на прошение:

      и оправданье и прощение,

      и приглашение на казнь.

      ***

      Что человек? Живуч веками,

      тысячелетья за спиной;

      когда должно быть с головой,

      есть, как и прежде, с кулаками.

      Есть страсть делить вино и хлебы,

      и грязь, и голубое небо.

      Но тень по-прежнему чиста

      того проклятого креста.

      И выше той горы святой

      ни в сердце места,

      ни в искусстве.

      Невыносимо. Больно. Грустно.

      Но путь один. И место пусто.

      ***

      Бог – свет,

      горящие лучи – мы,

      уходящие от света.

      Борис Пастернак

      Столько лба, что места

      на Сенатской площади.

      И в зрачках судьба.

      И лицо породистой лошади.

      Батюшков

      И между всяких прочих

      каурых и гнедых

      рождался дивный почерк

      российских