такой ярости; его отчаянно тошнило, глаза застилала пелена, пульс, дыхание и давление зашкаливали. Руфус обхватил голову руками, точно хотел удержать мозг, готовый вырваться наружу сквозь кости черепа, ткани и волосы и наполнить сырой воздух.
Когда он снова посмотрел на мертвую девочку, а потом на свои дрожащие руки, отнявшие у нее жизнь, гнев отступил, как будто кто-то вытащил пробку, которая его удерживала. Неожиданно тело перестало ему подчиняться, и Хармс стоял на коленях, погрузившихся в жидкую грязь, мокрый и дрожащий. Громадный черный вождь племени, нависший над маленькой, бледнокожей жертвой – так позже описал эту картину один из свидетелей.
На следующий день он узнал имя девочки: Рут Энн Мосли, десять лет, из Колумбии, Южная Каролина. Она с родителями приехала в гости к брату, служившему на базе. В ту ночь Хармс познакомился с Рут Энн Мосли, точнее, увидел ее мертвое тело, маленькое – нет, крошечное – по сравнению с его шестью футами и пятью дюймами и тремястами фунтами[1]. Расплывчатый образ приклада винтовки, которой военный коп ударил его по голове с такой силой, что он рухнул на землю рядом с девочкой, был единственным смутным воспоминанием, сохранившимся в сознании Хармса от той ночи. Безжизненное лицо девочки смотрело в небо, и в каждом неподвижном углублении скапливалась дождевая вода. Руфус упал лицом в грязь и больше ничего не видел. И ничего не помнил. До сегодняшнего вечера…
Хармс сделал глубокий вдох, наполнив легкие пропитанным дождем воздухом, и посмотрел в полуприкрытое окно. Неожиданно он превратился во все еще редкое животное: невиновного человека в тюрьме.
За прошедшие годы Руфус убедил себя, что зло, точно раковая опухоль, пряталось внутри него. Он даже подумывал о самоубийстве, которое стало бы наказанием за то, что он отнял жизнь у другого человека, и что ужаснее всего, у ребенка. Но Хармс был глубоко религиозным человеком и обратился к Богу давно, а не когда попал в тюрьму. Он не мог совершить грех и лишить себя того, что даровал ему Всевышний. К тому же он знал, что убийство девочки приговорило его к загробной жизни в тысячи раз страшнее той, что была у него сейчас. Поэтому он не особенно туда спешил, считая, что пока лучше находиться здесь, в сотворенной руками людей тюрьме.
Теперь Руфус понял, что его решение жить дальше было правильным. Бог все знал – и удержал его от греха ради этого момента. С ошеломляющей ясностью Хармс вспомнил мужчин, которые пришли за ним на гауптвахту в тот вечер. Перед его мысленным взором снова появились лица, и форма, и знаки различия – его товарищи по оружию. Он помнил, как они окружили его, точно волки добычу, осмелевшие от того, что их много, слышал ненависть в их словах. То, что они тогда с ним сделали, убило Рут Энн Мосли. И его тоже – во всех смыслах.
Для тех людей Руфус Хармс был сильным, здоровым солдатом, который никогда не сражался за свою страну, и он получил то, что заслужил – так они, вне всякого сомнения, считали. Теперь он стал мужчиной среднего возраста и медленно умирал