кинули на холодную сырую землю.
Грустно, обидно. Конечно, я не белый, как сестра, не пёстрый, как брат, а всё го лишь рыжий, но я кот, а нас в древнем Египте считали воплощением самой главной богини – Баст. В случае пожара нас, котов спасали в первую очередь, даже раньше детей. Жаль, что хозяйка не египтянка, потому я выброшен. Холод и сырость всё сильнее добираются до меня сквозь тряпку. Так, пожалуй. И замёрзнуть можно. Я царапаюсь, освобождаюсь от ветхого лоскута и карабкаюсь на широкий чурбан. Рядом сложена поленница. Мой чурбан, видимо, не поддался острому топору и теперь послужил мне временным пристанищем. На нём хоть и не сыро, но холодно. Лёгкий ветерок продувает меня насквозь. Кажется, что даже косточки мои мёрзнуть, хоть и поджимаю под себя лапки. Жёлтая луна запуталась в чёрных ветвях черёмухи. Она слабо освещает, только что, освобождённую от снега серую землю, грязную дорогу с вновь застывшими на ней корочками льда. Я совсем замерзаю, надо срочно искать себе другой дом, других хозяев, другую стаю. Чёрный пёс пробежал мимо, вынюхивая след на широкой дороге. Хвост загнут крючком, хрупкий лёд хрустит под его сильными лапами. С собаками кошки, почему то воюют, а мя почти родственники: у нас общий предок – миациды. Конечно, у нас, кошек, есть более благородные родственники: Львы, рыси, пуму. Наверно, собаки нам просто завидуют? Но, сейчас я очень завидовал мимо пробегавшему псу. У него есть хозяин и крыша над головой, у него есть стая, а я один, совсем один. От пса пахло жильём и сытостью. У кошек нюх не хуже собачьего, и я быстро почуяв его возвращение. Он торопливо бежал, радостно повизгивая, а я мигом взлетел на поленницу и оттуда наблюдал счастливую встречу пса со своим хозяином. Тот шёл, пошатываясь, в тёмном, с замаранными полами, длинном пальто. Он размахивал руками, улыбался, бубнил про камыш и тёмную ночку. Люди, пусть и пьяные, пусть и спящие всё ровно являются вожаками нашей стаи. Эту истину мне преподала моя мама-кошка, пока я был ещё с ней. Пёс весело завертел хвостом, запрыгал вокруг мужика, с гордостью пошёл рядом с ним. На всякий случай, пролаяв на меня, на луну, на притихшие дома, стоящие рядом. Песня затихла, а я всё сидел на поленнице. Позади меня светились окна. Из трубы шёл дым, и пахло молоком, теплом, хлебом. Наверно, там живут добрые люди? Если, у них есть еда, то почему бы им не поделиться со мной, с маленьким, голодным, рыжим котёнком? Если, меня накормить, то я буду хорошим и ласковым. Мне сейчас холодно, голодно и страшно. Шумит ветер, черёмуха грозно шелестит ветками, внизу кто – то шуршит и шипит. Я жалобно промяукал, потом ещё раз, подошёл к краю поленницы и с испугом отшатнулся. Серый кот, подняв хвост трубой и выгнув спинку, грозно смотрел на меня. Шерсть у него на загривке стала дыбом. Он сердито столкнул меня лапой с чурбака, а потом безжалостно погнал по дороге. Серый кот прогонял меня, он боялся, что я займу его место в стае. Вдруг, я его хозяевам понравлюсь больше, чем он. Сердитого кота спугнули три девочки. Они шли по дороге и переговаривались между собой короткими фразами.
– Ну, я ты?
– А я такая!
– Ну а он?
– А он такой!
О чём бы они ни говорили, для меня важнее было, что от них пахло теплом и сытостью. Я попытался было потереться об их ноги, да не успел. Девицы ловко обошли меня и побежали дальше. На дороге мелкие камешки кололи мои лапки, ветерок продувал мою шёрстку. Свет от лампочки освещал угол забора, у которого начинала прорастать трава, укрывая собой, опил и мелкие щепки. Поленница, с которой меня столкнул серый кот, осталась в тени. Там осталась и тряпка, которая показалась сейчас мне мягкой, тёплой, уютной. Укутаться бы сейчас в неё и хоть немного согреться. Но, там большой серый кот, из темноты сердито сверкают его зелёные, круглые глаза, слышится сердитое урчание, пресекающие все мои надежды найти место потеплее. Я уныло побрёл по дороге, и свет об лампочки всё меньше и меньше освещал мне путь. Я ни кому не нужен, у меня нет стаи. Сплошная темнота поглотила меня. Впереди я заметил новую лампочку и поковылял к ней. Там тоже дома, там тоже живут люди, а у них тепло, и есть еда. Может, мне ещё повезёт?
Под лампочкой, стоя в самом краю света, я заметил полосатый половик, перекинутый через забор. Такой же домотканый половик лежал в том доме. Из которого меня выкинули. Он мягкий и тёплый, гораздо мягче льдистой дороги, на которой я стою. От половика пахло теплом и хлебом. Я поковылял к половичку, надеясь хоть немного согреться. Я устроился на краю половичка, спускавшего на скамейку, но злой лай, скрипучий лай цепи заставил меня быстро вскарабкаться наверх. Балансируя между штакетинами, я выгнул спину, распушил хвост и грозно промяукал в морду рыжего сердитого пса.,,Какие у него большие зубы, испугался я. Какие бешеные глаза, острые когти, как он громко лает. Я, конечно, вторгся на его территорию, но нельзя же быть таким сердитым? Куда же мне уходить? Хвост мой трусливо поджался, уши прижались к голове, голос сипел, лапы устали держаться к штакетнику. Тут дверь внезапно открылась, лай собаки резко усилился, а меня сняли с забора добрые руки круглолицей голубоглазой девочки с нежным именем – Ляля.
– Какой смелый котёнок! – удивился мужик, вышедший вслед за девочкой, – нашего Шкалика не испугался!
– Какой он хорошенький, рыженький! – похвалила меня Ляля, – давай его к нам возьмём!
Умница