«плохой», по мнению Матери, район Лондона. Оказавшись в лабиринте домов, прилепленных к фабрикам и свалкам, мы вертелись на сиденьях, впиваясь глазами в лохматых, с вылупленными глазами детей, у которых вместо игрушек были деревяшки и металлические обломки, отодранные от валявшейся тут же, во дворе, старой мебели. Рядом женщины в фартуках выкрикивали непристойности в адрес мужчин, вываливающихся из соседних пабов. Это был обезьянник, где царило вырождение. Безблагодатный мир!
Билли бросил взгляд на Мать и, не сводя с нее глаз, потянулся к пристроенному между ступней пластиковому пакету. Оттуда он вытащил горсть обрывков бумаги и сунул их мне в руку. Они были вырваны из так называемого грязного журнала.
Билли подмигнул мне и снова прислонился к стенке остановки. При появлении автобуса Мать встала и подала водителю знак рукой, чтобы он остановился. Я быстро спрятал картинки поглубже.
– Что ты делаешь? – спросила Мать.
– Ничего, – буркнул я.
– Вот и брось паясничать и помоги Хэнни.
Я принялся уговаривать Хэнни встать на ноги, поскольку надо же было сесть в автобус, но он не шевелился. Он улыбался и смотрел мимо меня на Билли, который к этому моменту уже снова заснул.
– Что там такое, Хэнни? – спросил я.
Он взглянул на меня, потом снова на Билли. И тут я понял, на что он смотрел: на коленях Билли лежала не картофелина, а его собственный пенис.
Автобус остановился, и мы вошли. Водитель, не глядя на нас, свистнул Билли, но тот не просыпался. После еще одной попытки разбудить его водитель покачал головой и нажал на кнопку. Двери закрылись. Мы уселись. Было видно, что штаны Билли потемнели спереди. Мать с досадой отвернула наши физиономии от окна, так чтобы мы смотрели на нее.
– Имейте в виду, – заявила она, когда автобус тронулся, – этот человек уже сидит внутри вас. Всего несколько неверных шагов, и он вырвется наружу, можете мне поверить.
Мать держала сумочку на коленях и смотрела вперед. Непристойные картинки я крепко зажал в кулаке, другую руку сунул под пальто и стал нажимать пальцами на живот, пытаясь нащупать зерно испорченности, которому достаточно подходящей греховной среды, чтобы прорасти и распространиться, подобно сорным травам.
Это же так легко. Пьянство быстро завладевает человеком и превращает его в своего раба. Отец Уилфрид всегда так говорил.
Когда Мать рассказала ему в тот вечер о Билли, он только покачал головой и вздохнул:
– Чего можно ожидать от такого человека, миссис Смит? От того, кто отвращен от Господа?
– Я сказала мальчикам, что им следует помнить об этом, – заявила Мать.
– И совершенно справедливо, – отозвался священник, сняв очки. Протирая их рукавом, он поглядывал на нас с Хэнни. – Узнавать обо всех мерзостях Сатаны должно стать их делом.
– А мне, пожалуй, жаль его, – сказала миссис Белдербосс.
– Мне тоже, – отозвался Родитель.
Отец Уилфрид снова надел очки. На его лице мелькнула снисходительная улыбка.
– Что