завопил Питер из коридора, – а как насчет моих сведений?
Виллибальд взглянул в сторону двери. Кивнул.
– Хорошо, Питер, – сказал он поверх моей головы. – Сведения прежде всего.
– Мальчик просто пел, – сказала фрау Дуфт. И разразилась кашлем.
Дуфт в ужасе посмотрел на нее.
Я услышал, как у меня за спиной Питер пробормотал:
– …восемь…девять…десять. – А затем послышался скрип пера по бумаге, когда кашель прекратился.
– Пел! – задохнулся от ужаса Виллибальд, после того как эпизод с кашлем был успешно зарегистрирован.
Он взглянул на меня. От Федера и других мальчиков я знал, что пение может быть глупым или даже постыдным занятием. Но никогда раньше мне не приходило в голову, что пение, так же как и речь, может быть опасным.
– Мы никогда раньше не использовали пение. А что, если ты встревожил ее сердце? – Дуфт снова взглянул на меня.
Я спрятался за спину Амалии и слегка прижался к ее спине.
– Никакого беспокойства не было, – сказала фрау Дуфт, насколько смогла громко. – Это было прекрасно.
Мне захотелось забраться в кровать, чтобы укрыться в ее объятиях.
– Я записываю: «Нарушение тишины (пение: возможно, беспокойство сердца)», – последовало сообщение из коридора.
Амалия громко засопела.
– Не будет ли кто-нибудь столь любезен, чтобы закрыть дверь? – спросила фрау Дуфт.
Амалия очень быстро сделала то, что просили. А мне захотелось побежать за ней, потому что она оставила меня всем на обозрение. Но Виллибальд не набросился на меня, а медленно подошел к жене.
– Дорогая, – сказал он, – мы должны устранить всякие случайности. Тогда мы установим причину и вылечим тебя.
– Ты уже говорил это раньше, – устало произнесла она. – Очень много раз.
– Но нас все время что-нибудь беспокоит, – запротестовал он. – Как раз в тот самый момент, когда мы собираемся начать настоящее исследование.
– Может быть, такова моя судьба. Наверное, мне не суждено вылечиться.
– Но – наука, дорогая.
– Возможно. – Она произнесла это с такой безнадежностью, что одним этим словом стерла всю надежду с лица Дуфта.
Он покачал головой, но я так и не понял, хотел ли он возразить ей или просто старался не заплакать. Я был поражен его переживаниями, ведь всего несколько часов назад мое пение, взволновавшее всю церковь, совсем не тронуло его. Амалия задержалась у дверей и стояла там, уставившись в пол.
Дуфт вытер глаза тыльной стороной ладони и попытался заговорить.
– На этот раз, – сказал он, – я сделаю так, что никто не сможет помешать твоему уединению.
– Больше никакого уединения! – Теперь голос больной женщины был в десять раз громче голоса ее мужа.
Даже Амалия с удивлением взглянула на нее, но как раз в этот момент начался новый приступ кашля. Мы склонили головы и стояли в уважительном молчании до тех пор, пока он не прекратился.
Как только фрау Дуфт снова смогла вздохнуть, она заговорила:
– Когда я услышала,