неведомой смерти, и во время прогулок Рита часто бросала вокруг себя осторожные взгляды. Названий этих предметов она не помнила и уже не отождествляла одни и те же вещи, увиденные в разное время.
Это превращало каждую ее прогулку в путешествие, полное пугающих чудес и странных событий, в которых она не принимала никакого участия. Вернее, ей была отведена единственная и неизменная роль – бояться собственной тени.
В ней проявилось нечто, скрытое ранее под толстой скорлупой человеческой фальши, нечто, живущее по своим законам, неузнаваемое и немыслимое; сущность, чуждая всякой логике и всякому рассудку, поднявшаяся из темной пропасти бессознательного и помнящая времена, когда моста через эту пропасть не существовало вовсе – как не существовало и стены, отделившей первозданную душу от вещей привычных и слишком реальных, чтобы задумываться над тем, что находится по другую ее сторону.
Рита была теперь существом из другого мира, в котором все имело свое таинственное значение и одновременно не имело никакого значения, – мира бродячих собак, крадущихся теней, зыбких лун, ночных невнятных звуков, неузнаваемых форм и никем не названных ощущений.
Она осталась одна, если не считать Хозяина Ее Вселенной, но его место было слишком огромно, чтобы принадлежать этому миру. Он владел пространством, в котором она жила; небом потолка; землею пола; горизонтом стен; холодным светом и непроглядной тьмой; едой, дававшей силы жить; временем спать и смотреть на мир; видениями, сменявшими друг друга; чудесами прогулок и ошейником, который мог причинять боль.
Мысль о том, что спасение может прийти извне, давно не приходила ей в голову – она жила ощущениями и инстинктами. Для нее больше не существовало властей, законов, государства и ее собственных прав. Поднять руку на Хозяина или хотя бы сбежать – такие поступки казались слишком ужасными, и почти не осталось причин, которые могли побудить ее сделать это. Была только одна причина – совсем слабый зов, звучавший все реже и реже, но наконец дождавшийся своего часа…
Рита шла по дну ущелья, стены которого сверкали огнями, и пыталась привыкнуть к пугающему ощущению свободы. Не было ошейника и поводка, связывавшего ее с Хозяином; теперь она сама выбирала дорогу.
Она не испытывала радости по поводу своего внезапного освобождения, потому что воспоминания о случившемся недолго жили в ней. Зато исчезло и чувство вины. Все, что произошло, быстро растворялось в тягучем киселе ее тлеющего сознания, а настоящими казались лишь каменные ущелья, движущиеся силуэты вокруг и жутковатое отсутствие ошейника, к которому она так привыкла…
Возможность бежать от Хозяина появилась у нее совершенно неожиданно, но она вряд ли воспользовалась бы ею и даже не заметила бы ее, если бы не услышала в это время необъяснимый зов – из прошлого, будущего или просто из мира за стеной. Во всяком случае, этот зов превратил ее волю из бесформенной лужи в быстро текущий ручей, искавший выход. И он его нашел.
Ее побег был случайным,