бывает, я ей помогаю, и нам доплачивают. Я не пошла… Я сказала, что у меня конкурс, а она рассердилась, телефон у меня забрала, не хотела пускать, но я убежала. А вечером мне досталось от нее…
– И телефон она тебе не вернула? Я тебе звонил – никто не отвечает.
– Нет, не вернула… Она его бросила, и он разбился.
– Тебе нужно было мне рассказать. Я бы с ней поговорил.
– Бесполезно. Только хуже бы было.
Я соображаю, как ей можно помочь, но ничего не приходит в голову. И еще меня сильно мучает то, что сказала собутыльница ее матери, но я никак не решаюсь спросить.
– Кира, а давно твоя мама пьет?
– Сильно пьет с тех пор, как папы не стало, года три с лишним.
– А что случилось с твоим папой?
– Он заступился за женщину с ребенком на улице, к ней хулиганы приставали. Они его избили, и он умер в больнице… – слезы снова начинают течь из ее глаз. – Он такой хороший, добрый был, – она судорожно всхлипывает. – Если бы он был жив, все бы хорошо было. И мама бы не пила.
– Ты же сказала, что она и до этого пила.
– Нет, почти нет, немного совсем, – я чувствую, что она начинает нервничать.
– Ты мне говорила, что раньше вы не здесь жили, – перевожу я разговор.
– У нас большой дом был с красивым садом. Я там играла. У нас качели в саду стояли, и папа качал меня на них… высоко-высоко… – Кира подняла голову. Она больше не прячется. Но у меня такое чувство, что она сейчас не здесь, а где-то далеко отсюда, в другом времени и пространстве, в своем раннем детстве. Ее взгляд устремлен на противоположную стену комнаты, но видит она лишь картинки прошлого. Ее глаза будто начинают лучиться мягким светом, а губ касается едва заметная улыбка. И я понимаю, что она живет своим прошлым, и, наверное, еще танцами, потому что вокруг нее больше ничего нет, лишь одна беспросветная темнота. Чем же я могу помочь этой маленькой, беззащитной девочке? Кира скрывает то, что ее мать пьет. В школе об этом не знают, даже врач. Диета для фигуры… Да ей просто есть не на что…
– Кира, а деньги за уроки танцев тебе мама дает?
Кира вся съеживается. Я даже жалеть начинаю, что спросил. Она пытается утвердительно кивнуть, но врать у нее не получается. Она неровно дышит и опускает голову так, что ее лица почти не видно за длинными волосами.
– Ты на еде экономишь?
Я чувствую, как подрагивают ее руки, на которых я все еще держу свою ладонь.
– Кира, ты же с голоду так умрешь. Наверное, ты и дома-то толком не ешь. И еще танцами умудряешься заниматься.
Она вдруг вскидывает голову.
– Я не брошу заниматься! – в ее голосе слышится металл. Танцы – это ее мечта. А за свою мечту она готова пожертвовать всем.
Я спешу ее как-то успокоить.
– Конечно, не бросишь. Раз тебе это нравится, и у тебя это замечательно получается, не надо отступать. Только нужно подумать, как сделать так, чтобы ты при этом не умерла с голоду. Ты согласна со мной?
Кира неуверенно кивает и немного успокаивается.
– Кира… –