поделить участок на границе в горах. А именно здесь находился наш городишко Сатирой. Семь лет, семь очень долгих лет не утихали стычки. Приходила, то одна власть, то другая. Отец хотел уехать, но его не отпускали, потому что специалистов магов его уровня больше не было. Ему приходилось работать сутками на пролет. А городишко пустел, закрывались лавки, магазины, последней закрылась школа. На улицу было страшно выходить, не от того, что там были солдаты, а совсем наоборот – никого не было. Ни единой живой души, складывалось ощущение, что город вымер. Чуть позже начались перебои с поставками. Те, кто не смог уехать: старики, бедные люди начали голодать. Дров не хватало, а наш город Сатирой расположен так же точно в горах Нестроваты. Именно поэтому я абсолютно не мерзну сейчас.
Шла война. Беспощадная, бессмысленная, как и все остальные войны. Гибли люди и маги не только от стрел, а чаще от голода и холода. Но у любой войны есть начало и есть конец. Через семь лет два князя все же смогли договориться, и мы стали независимой территорией, которой дали название Грань. Правит нами наместник, избранный и одобренный обоими князьями. Сатирой стал столицей Грани, жизнь вернулась в него, вернулись люди в свои дома. Вот почему я отстал на семь лет.
Отцу на работе стало легче, но семь лет лишений, проживание и притеснения в Мурании оставили свой след. Отец заболел, стал медленно угасать на моих глазах, какая-то хворь съедала его изнутри. Он настаивал, чтобы я учился. На смертном одре он взял с меня клятву, о том, что я закончу обучения. Просил, чтобы я поступил в одну из школ магии, которые открыли твои родители. Я дал клятву, умирающему отцу, что буду стараться и учиться ради него, стану великим колдуном. Вот поэтому для меня, так важно быть лучшим. Я верю, что отец наблюдает за мной и гордится моими успехами. Я очень рад, что он настоял на школе магии, – Давид замолчал. Мы сидели молча несколько минут, а потом Давид чуть слышно сказал, – Я там встретил тебя, мое чудо с фиолетовыми глазами.
И начал наклоняться ко мне, я уперлась ладошкой ему в грудь, хотела возразить:
– Давид… – но он не остановился и поцеловал меня. Нежно и осторожно, слегка дотрагиваясь к моим губам. Я почувствовала, как в моей душе расцветает цветок нежности. Бледно-розовый с тоненькими лепестками, совсем крохотный бутон, который стремительно открывался, как цветок Кирсы ранним утром.
Время остановилось, поцелуй был волшебный, стало тепло, даже жарко. Я наконец-то согрелась в этом ледяном монастыре. Давид продолжил, осторожно взяв мое лицо двумя руками, целовал щеки, глаза, губы. Чашка выскользнула из моих ослабевших рук и с глухим звуком упала на пол. Но мы даже не заметили этого. Я также обняла лицо Давида ладошками. Давид тихо застонал. Резко встал, держа меня на руках, и положил на полкушетки. Тяжело дыша, взял мою руку и, целуя ладонь, сказал:
– Я бы вообще не уходил, но так нельзя, завтра подъем в пять утра. Согрелась, наелась, теперь самое время поспать. Рада! До чего же ты красивая, даже страшно, что ты украдешь мое сердце, –