чем если бы я пришла полностью мокрая.
– Одиночка? Неужели меня и правда, так называют? – Леша был по–настоящему удивлен.
– А кто ты? – мне стало интересно.
– У меня есть имя. Алексей, – зачем–то напомнил он мне этот факт, – А клички и прозвища придумывают лишь те, у кого мозгов на большее не хватает.
– Клички отражают то, кем нас видят окружающие. Ты одиночка, я свинарка, – я пожала плечами и начала подниматься вверх по лестнице, – Пора бы к этому привыкнуть.
– Ты подавлена, я знаю. Но не дай миру вокруг сделать тебя черствой и бесчеловечной. Найди в себе силы, борись. Дай отпор! Они на тебя набросились потому что ты это разрешаешь! Но так же нельзя! Нужно поставить этих придурков на место, – Леша говорил уверенно, прямо как настоящий оратор.
– Иди ты знаешь куда со своими советами! – я побежала наверх быстрее, но мой спутник так и остался возле батарей, – Ты меня совсем не знаешь!
Ответом мне было молчание. Но меня это мало волновало. Как впрочем, и мало волновали все эти праведные речи о том, что нужно делать, а чего не нужно. Этот праведник хоть раз оказывался в моей шкуре? Испытал ли он хоть немного из того, что доставалось мне? Или его богатенькие папенька с маменькой сдували пылиночки со своего чадушка?
За дверью нашей квартиры меня уже поджидала мама, которая с первого взгляда даже не обратила внимания на мой внешний вид, потому как ее сегодня тоже переполняли эмоции.
– Ева! Наконец–то ты дома! Я уже начала волноваться! – мама металась по кухне, скорее всего, планируя меня накормить, – Представляешь, твой папаша опять допился до чертиков! Явился к нам в квартиру в наручниках! В самых настоящих наручниках! И это во второй раз за день! Уверял меня, что спас тебя от «ментов поганых»! Нет, ну ты представляешь? Давно пора этого алкоголика запихнуть на промывку мозгов, иначе…
– Мама, это правда, – я больше не могла выдерживать мамины причитания, – Мам!
– Что правда? – мать остановилась и наконец, выглянула в коридор. Ее глаза округлились, а брови сошлись на переносице. Такой взгляд у нее бывал только в случаях крайней встревоженности, – Господи! Ева, солнышко! Что с тобой случилось?!
Мои непослушные руки, наконец, справились с испорченным пальто, теперь настала очередь сапог. Но тут меня ждала неудача, ноги отказывались подниматься, и я бессильно рухнула на табуретку, одиноко стоящую в коридоре на том самом месте, где утром были разбросаны осколки зеркала. Наверное, правду говорят, разбилось зеркало – жди беды… Мать, видя мое состояние, рванулась ко мне и быстро помогла разобраться с обувью.
– О господи, Ева! Ты вся ледяная! Где ты была все это время? Я подумала, что ты занимаешься в библиотеке… – мама внимательно вглядывалась в мое лицо, пытаясь там прочесть ответы на все свои вопросы, – Красные глаза, опухший нос… И еще эта история с полицией… Почему ты молчишь?!
Руки матери легонько встряхнули мое тело, отчего где–то внутри будто что–то содрогнулось. А затем кашель накрыл меня с головой.