к сентябрю 110 млн., к декабрю – более 4 млрд.![20] Меры, предпринимаемые немецким правительством по обузданию инфляции, не поспевали за нею. Так, несмотря на то, что налог на заработную плату взимался за 2 недели, а налог на продажу помесячно, инфляция все равно их съедала. К ноябрю 1923 г., налоговые сборы покрывали только 1 % государственных расходов. Цены на государственные услуги, такие, как почта и железнодорожные перевозки, пересматривались с большим опозданием, что вело к дополнительному росту расходов госбюджета.
Курс бумажной марки по отношению к доллару{116}
Гиперинфляция привела к резкому снижению заработной платы. Если до войны лучше германского рабочего оплачивался только американский, то в апреле 1922 г., как подсчитал английский статистик Дж. Гилтон: чтобы купить один и тот же набор продуктов американскому каменщику нужно было работать один час, английскому – три, французскому – пять, бельгийскому – шесть, а немецкому – семь часов с четвертью. По отношению к 1913 г. реальная заработная плата в апреле 1922 г. составляла – 72 %, в октябре – 55 %, в июне 1923 – 48 %{117}.
В 1923 г. одно яйцо стоило уже 8 миллионов марок. Галопирующая инфляция приводила к тому, что на заработок, который рабочие приносили домой вечером, их женам на утро уже нечего было купить. «Чтобы рабочие не сожгли заводы, – отмечал Ф. Тиссен, – промышленникам и муниципалитетам пришлось создать чрезвычайную валюту на фиктивном золотом базисе»{118}.
Немцев спасал только дешевый хлеб (который до 23.06.1923 г. добывался по разверстке) и высокая урожайность хорошо поставленного сельского хозяйства[21]. Но Германия все же голодала{119}. «Этот безумный год, – пишет С. Хаффшер, – сегодня уже почти забыт, но это был самый тяжелый год из всех тяжелых лет, выпавших на долю Германии в первой половине столетия»{120}.
В ходе гиперинфляции рейхсбанк потерял половину своего золотого запаса, а управляющий банком Хафенштейн в ноябре 1923 г. умер от сердечного приступа{121}.
По мнению британского посла в Берлине лорда д’Эбернона, в гиперинфляции был виноват именно управляющий рейхсбанком Хафенштейн, который «отличается невежеством и упрямством… и приводит в действие печатный станок, не сознавая катастрофические последствия таких действий»{122}. Сам Хафенштейн утверждал, что «причина такого роста коренится, с одной стороны, в непомерном бремени репараций и в отсутствии достаточных источников дохода для формирования сбалансированного государственного бюджета – с другой…»{123}. В итоге, по словам Г. Кларка, для «правительства Германии не осталось других путей к финансированию своих расходов, кроме печатания денег»{124}.
Французские экономисты утверждали, что гиперинфляция была намеренно вызвана германским правительством для уклонения от репарационных обязательств. Дж. М. Кейнс в ответ заявлял, что «легковерие, с которым