принялась за работу, умудряясь одновременно пить, жевать, шить, мурлыкать себе под нос и от полноты чувств притопывать в такт ногой.
Какой-то незначительный звук вывел ее из состояния блаженного равновесия, это был далекий хлопок, словно пробку кто-то выдернул из огромной бутылки, да и сама пробка должна быть размером с малую тыкву. Фаина подбежала к окну, все тихо, гостиничные звуки были привычны, кто-то ругается, звенят посудой, а вот колеса прогрохотали по булыжнику, потом тревожно закричала какая-то птица в кустах…
Фаина опять было села шить, но вскоре встала, решительно толкнула дверь в соседнюю комнату и замерла на пороге с квадратными от ужаса глазами. У окна на полу в луже крови лежала Мелитриса. Дурной крик только потому не вырвался из глотки дуэньи, что она запечатала отверстый рот кулаком. «Мелитриса, бедная, бедная… – пронеслось в голове и тут же где-то рядом то-оненьким ручейком: – Вот и кончилась моя заграничная жизнь, завтра в отчизну отошлют, будь она неладна…»
Надо бы ее поднять, Мелитрису бедную, но как это страшно – перепачкаться в крови. Может быть, она еще живая? Фаина сделала нерешительный шаг к окну. В этот момент в дверь постучали и сразу вошли.
– Эт-то еще что? – услыхала она голос Лядащева.
– Уби-или! Вот… уби-или! – заголосила Фаина.
– Молчи! – коротко крикнул Лядащев, и она опять заткнула рот кулаком. – Доигрались, недоумки, – прошипел он сквозь зубы, и нельзя было понять, ругает ли он все тех же врагов или себя с сотоварищами.
Меж тем он подошел к убитой.
– Кто это?
– Стрелял кто? – не поняла Фаина. – Я не видела.
– Да я не об этом…
Только тут у Фаины словно пелена с глаз упала – это же не Мелитриса! Мантилья на плечах убитой – Мелитрисина, а все остальное… святый Боже… да это же служанка!
– Тише… она жива. Стреляли из окна, – Лядащев указал на небольшое, с опаленными краями отверстие в мантилье. – Где Мелитриса?
– Не знаю, – Фаина всхлипнула. – Понимаете, мы шили… Да не смотрите вы на меня так, сударь! Мы шили, а она вышла. Говорит, спать хочу. Ой, лишенько! Может, ее похитили?
– Немедленно беги к хозяину. Надо лекаря. Ничего не объясняй, скажи только, мол, барыне плохо. И позови его сюда.
«Уж я-то позову. Только бы понял…» – всхлипнула Фаина.
Хозяин «Синего осла» был умным человеком. Ему было достаточно одного слова «лекарь», а самым внятным пояснением к происходящему служило лицо Фаины. Он поспешил в апартаменты русских.
Все волнение и испуг хозяина уместились в коротком возгласе: «Ах, Марта!», в нем звучало явное осуждение, только не понятно – кому. Разговор с Лядащевым был беглым.
– Она умрет? – хозяин безрезультатно пытался нащупать пульс Марты.
– Не знаю.
– Помимо лекаря надо бы… – он замялся.
– Вы хотите упредить полицию? Это ваше право. Может быть,