усеяли поверхность волн. Минуту спустя корабль стоял уже над местом выхода воздуха, вслушиваясь в глубину.
Вдруг вода заклокотала от большого количества воздуха, сразу пришедшего снизу. Одновременно в гидрофонах возник короткий, тупой и невнятный гул. Люди молча смотрели. Корабль уже потерял ход и становился лагом к волне. Прошло несколько минут. Последние пузырьки воздуха исчезли. Ни одного звука не доносилось из глубины в гидрофон. Только масляное пятно расплывалось все шире, выравнивая заостренные гребни валов.
Где-то далеко внизу, под поверхностью моря, разбитая лодка, не смогшая всплыть, проваливалась все глубже в пучину, и беспомощное давление воды выжимало из нее воздух и масло. Ткачев дал ход кораблю и подошел к снимавшему наушники Малютину.
– Запишем еще одну, лейтенант, но чтобы окончательно убедиться, подождем немного, послушаем… Да, а как же чудовище? – вспомнил он. – Скорее к нему!
На месте всплытия неведомого животного моряков ожидало разочарование: никакого следа красного чудовища не было уже видно. Холодные волны были пустынны насколько хватало глаз.
Ткачев досадливо потер заслезившиеся от напряжения глаза: «Неужели почудилось? Ну нет…»
– Товарищи, кто еще видел этого… как его… ну всплывшего зверя? – обратился он к команде корабля.
Откликнулись сразу несколько краснофлотцев и старшина Гавриленко, который клялся, что это не что иное, как морской змей, оглушенный нашей бомбой.
– Нет, не змей, – перебил сигнальщик Епифанов, – я видел: туловище у него толстое, широкое, и ласты есть – какой же змей?
– Ну все равно не рыба и не зверь морской, а гад подводный, – стоял на своем Гавриленко.
Гавриленко предупредил собственную догадку Ткачева, что животное было оглушено или убито бомбой и всплыло на поверхность. «Эх, досадно, что потонул! Поймать бы такое чудо, – подумал Ткачев. – А теперь кто поверит?..»
Словно угадывая невысказанный вопрос командира, лейтенант Малютин отозвался:
– Этот гад из глубины – глубоководное животное, и хлопнула его наша последняя бомба, та, что с испорченным взрывателем. Она ушла на глубину метров в пятьсот, да и всплыл-то зверь около этого места. Может быть, он потонул, а может, и очнулся… Впрочем, я все-таки успел… – И Малютин вытащил из кармана «лейку». – За качество не ручаюсь, а пять раз щелкнул: уж очень занятная зверюга! Удачно, что телеобъектив был ввинчен.
Ткачев восхитился находчивостью лейтенанта, не подозревая, что из-за этих снимков ему придется выступать с докладом в Москве…
Снимки лейтенанта Малютина были проявлены со всей возможной тщательностью, но все же они не получились достаточно отчетливыми: серый день, малая выдержка и красный цвет гада были неблагоприятными совпадениями. Ткачев был вызван к командующему, изложил все обстоятельства дела, показал снимки и получил распоряжение ехать в Москву, на морскую сессию Академии наук.
– Это неважно, – возразил командующий на уверения Ткачева, что