мешаясь с уличными цветами, а видеть можно было не дальше собственной вытянутой руки из-за плотной дымной пелены.
– Ты опять устроила газовую атаку!
Голос матери из-за запертой двери отвлекает, Летиция посылает Лукрецию к чёрту, где той самое место. Снова пытается вернуться к оставленному делу.
– Ция, открой дверь!
В уши, сплетаясь с материнским голосом, ненавязчиво толкается Clamor, сливаясь органной музыкой с общим шумом. Ция сквозь зубы цедит тихо: «Отвали».
Зажигает уже порядком оплывшие свечи по бокам небольшого трюмо и пристально вглядывается в собственное отражение.
Отвлечься от мыслей сложнее, чем кажется. Труднее обыкновенного. Приходится тратить драгоценное время, минута за минутой, чтобы прекратить внутренний диалог, перестать различать запахи, отдельные ноты, цвета, чтобы самой стать звуком, цветом, запахом, частью окружающего. И уже не руки шарят по гладкой поверхности, а шкатулка сама распахивается, и сами толкаются в пальцы и охотничий нож, завёрнутый в мерлушку – Летиция впервые сама перерезала кому-то горло, и глиняный амулет со знаком Guede. И обернувшаяся вокруг надгробия змея с амулета словно бы шипит одобрительно. А полоски человечьей кожи под пальцами телячьей шкуркой кажутся, обхватывая вкруг рукоять.
Летиция бездумно смотрит в зеркало на саму себя, на пляшущие в отражении крохотные язычки пламени уже почти до конца стаявших свечек. Вертит в руках охотничий нож в мерлушке, с привязанным к рукояти кровью окрашенным амулетом. И улыбается самой себе. Не зря, видать, ходила на кладбище, искала свежий труп. Не зря поборола жалость к чужой скотине. Недолго осталось Эмилии Хилл пустословить о ней, Ции, недолго хаять Эшей…
В ушах шипит тихо закончившаяся кассета.
Mutatio Spiritus
(Ция)
– Я думал, ученицам запрещено курить.
Летиция намеренно дует в сторону резной перегородки, отделяющей ее от священника.
– А я думала, что дрочить – это грех. И журналы порнографические читать, думая, что никто не узнает.
В кабинке воцаряется молчание.
Учиться в католической школе, не являясь католичкой, было нелегко. Но Летиция терпела, сжимала кулаки, пряталась задолго до месс подальше, чтобы не идти, и как-то доучилась с переменным, если не считать дисциплину, успехом до выпускного класса. Думала после вздохнуть полной грудью, но обеспокоенная спасением души собственной дочери Лукреция применила все возможные и невозможные уловки, чтобы Летиция попала в Академию Святого Сердца.
«Благочестие и скромность украшают девушку», – все время говорила куратор класса Ции. Ция же куда больше верила в хороший вкус и умение красить лицо.
Молчание начинает угнетать. Летиция тянется в карман за плеером, думая уже разрядить обстановку своим способом. Все равно ей надо провести здесь не меньше пяти минут. Дурацкое правило, которому если не следовать, то не оберешься вопросов: а как же проповедь; ты что, святая, что ли.
Наушник-ракушка занимает свое законное место. Летти крутит колесико, выставляя