разрушенных населенных пунктов, разбитые судьбы, инвалиды и калеки… и ради чего все это? «Битие» определяет сознание? Или сознание – определяет весь этот кордебалет? Вот, мой друг, Горацио*, вопрос!
Но удивительно не это. Удивительно другое. Сделай такой эксперимент. Дай одной тысяче человек самых разных по возрасту, полу, национальностям, вероисповеданиям и т.п. прочитать книгу Ремарка «На западном фронте без перемен». Затем раздай им, каждому в отдельности, бумажки с одним и тем же вопросом: «Хотели бы Вы лично завтра воевать с кем-либо?».
Как ты думаешь, что они ответят? Я думаю, что возможно, среди них найдется несколько желающих немедленно ринуться в бой за что-либо:
« Смело мы в бой пойдем **
За Абрамови…
…ча ***
И как один умрем
В борьбе за это…
…го пиндюка****.
Ча-ча-ча!».
Но основная масса даст тебе ответ отрицательный. Они явно не готовы к подвигам на поле битвы.
У меня есть немало знакомых музыкантов. Так я их спрашивал, есть ли у них такое желание. Заменить им скрипки, барабаны, тромбоны, саксофоны, аккордеоны и гитары на автоматы, пулеметы, пистолеты, танки и бронетранспортеры. Чтобы показать свое искусство в соревновании с музыкантами сопредельной страны на этих новых инструментах.
И вот результат опроса общественного мнения гражданского общества. Ты же знаешь, что у музыкантов всего мира есть свой особый музыкальный язык, такое неизученное арго. Так они глянули друг на друга, собрались в кружок и сыграли мне такое:
«Ту-ти-ти-та-тэ-ти».
Мне неудобно переводить язык высокого искусства музыки на нецензурный язык низких слов, но это означает: «Иди ты туда-то и туда-то».
«Так неужели, мой друг, товарищ и брат,– спрашиваю я тебя. – Так неужели достаточно одеть этих музыкантов в одежду серого или зеленого цвета, построить их в колонны по четыре, скомандовать «Смирно», выбросить руку в приветствии, крикнуть «Хайль!», «Ура!» или «Ату!»– и все переворачивается с ног на голову, все летит в тартарары, все теряет свой обычный и приобретает совершенно новый смысл. И то, что вчера было совершенно ясно и очевидно – сегодня подлежит сомнению и недоверию, и страху. И всплывает тот самый один из трех источников и трех составных частей***** основного вопроса философии: «Битие определяет сознание?» Или, наоборот: «Сознание определяет битие, дебоширство и насилие?».
Но, представляешь, как только участники коллоквиума подошли к этому вопросу, как только один из нас пискнул откуда-то из заднего ряда: «А человек может что-либо сделать?» проснулся председательствующий на конференции. Придя в себя, он вообразил, что он только-только эту конференцию собирается открыть. Поэтому он опять прочитал повестку дня и снова заснул.
Но, поскольку, как я уже упоминал, с артикуляцией у него не все ладно, то на этот раз основной вопрос философии у него прозвучал так:
«Питие определяет сознание? Знак вопроса».
Зал ахнул, но, поскольку