Меч Всевидящего Пролетарского Ока. Именно Оно все знает и все видит – помыслы и чаяния, ошибки и просчеты, и лишь Оно одно на самом деле знает, прав ты или виноват.
Поэтому первые дни пребывания в Германии показались мне отпуском. Полетов было немного, а свободного времени – уйма.
Я занимался тем делом, которым любил заниматься на досуге. Ему меня научил дед, уверяя, что оно успокаивает нервы и привлекает удачу. Я садился в спальне наверху, открывал свой заветный чемоданчик с инструментами и тачал игрушечные алые матерчатые башмачки.
Однако скоро мое особое положение закончилось, и Лобок, как видно, оказался бессилен. Стало не до башмачков! По настоянию Москвы меня отправили знакомиться с работой завода в Аугсбурге и участвовать в испытаниях нового «мессершмитта».
2
Работу нашего завода в Москве я вкратце описал выше, поэтому никого не должно удивить, что, прибыв в Аугсбург, я сразу же впал в настоящий ступор, даже не побывав еще толком в заводских цехах. Изумление пришло, когда я, прибыв на завод вечером, увидел окончание рабочего дня.
Сотрудники, ответственные за выполнение срочного правительственного задания, ровно в пять часов вечера дружно положили на место кто карандаш, кто циркуль, а кто гаечный ключ и одним заученным движением четко сняли с себя белые халаты. Дурачась и смеясь, словно воспитанники детского садика, они вышли на улицу, но, конечно, дальше двинулись отнюдь не в песочницу, а в пивную.
В просторном светлом зале их с нетерпением ждали превосходное баварское пиво и не менее превосходные баварские сосиски. Германские рабочие и инженеры показались мне марсианами!
Я сам не заметил, как втянулся и стал вести полноценную жизнь. Как ни странно, полеты после таких вечеров проходили гораздо легче и непринужденнее, а «мессершмитт» вдруг стал гораздо охотнее открывать мне свои тайны, словно сразу почувствовал вдруг родную душу.
В скором времени я завалил руководителей завода описанием недостатков, которые могли привести к гибели машины и пилота. Они, кажется, не знали, куда от меня деваться.
Основным преимуществом «мессершмитта», делавшим его опасным противником для советских самолетов в случае войны, была так называемая длинная рука. Германский истребитель мог безнаказанно расстреливать вражеские самолеты, успевая вовремя уйти от ответного огня на вертикаль.
Если противник «мессершмитта» выживал после убийственной атаки сверху, у него, как правило, не хватало скорости, чтобы погнаться за немецким пилотом, который так завлекательно проносился мимо, аппетитно подставляя спину.
Разумеется, психологию не переделать никому, даже папаше Фрейду. Атакованный пилот все равно погонится, но он мгновенно потеряет скорость, круто карабкаясь на вертикаль вслед за «мессершмиттом». Тогда «мессершмитт» получал возможность развернуться и добить самолет, потерявший скорость.
А если «мессершмиттов» два? Тогда второй «мессершмитт» добьет атакованный самолет