покосилась на меня Танька.
– Как что, неси веник, подметать будешь. Зря что ли, мы его тягали?
– Никакого толку от твоего расследования! – Успела она мне выговорить, пока разворачивалась в сторону кухни, где хранился тот самый веник.
– Отчего же? Вот, чистоту тут у тебя заодно наведем.
Подруга только фыркнула. Но спорить не стала, потопала туда, а потом оттуда, и вернулась с веником в руке и с совком.
– Мети аккуратно. Вдруг, под слоем пыли что обнаружится…
– Что?
– Все, что угодно. Улики имею в виду.
Она орудовала веником, а я осуществляла руководство и еще контроль, действуя по принципу: два глаза хорошо, а четыре лучше. Но ничего существенного обнаружить не удалось. Так, какие-то окаменевшие предметы дачной жизнедеятельности: костяшку от домино, черную пуговицу и сухое печенье десятилетней давности.
– Не помню, чтобы у вас играли в домино. – Разогнула я спину и принялась вертеть в руке находку. – Твой папа любил шахматы, бабушка баловалась картишками, а мама твоя, помню, уважает лото.
– Так и есть. Мы в него и не играли. Но оно у нас есть. Вон, на этажерке стоит коробка.
Пока Татьяна пошла выбрасывать мусор и ставить на место веник, я принялась изучать этажерку и конкретно коробку с домино. Костяшка была из именно этого набора. В комплекте не хватало только ее. Я глубоко задумалась и в результате горько пожалела, что варварски хватала возможно важную улику. Дала себе слово впредь быть осторожнее, а найденную костяшку не вернула к остальным. Я ее положила в пакетик и убрала к себе в сумку. Потом еще немного подумала, достала резиновые перчатки, надела их и кинулась догонять Таньку.
– Ты что? – Удивилась она мне, когда я не дала ей ссыпать содержимое совка в мусорное ведро, а потом еще выудила из пыли пуговицу и у нее на глазах бережно опустила ту в новый пакетик.
– Улика! – Округлила я глаза и думала, что это у меня получилось убедительно.
– А! – Подруга, все же, не впечатлилась. – И что дальше?
– Пошли снова в ту комнату. Чует мое сердце, что мы на верном пути.
– Как скажешь.
Мы вернулись, и я стала многозначительно смотреть на старинный платяной шкаф. Танька поняла намек и стала верещать, что нам его ни за что вдвоем не поднять.
– А если, все же, получится сдвинуть, так он может и рассыпаться. Ему знаешь, сколько лет?
– Не знаю. Сколько?
– И я не знаю. Когда я была крошечной, он уже был. Только не здесь, а в московской квартире. Это, вообще, бабушкино приданное, а ей досталось от ее бабушки. Соображаешь? И сделан он из дуба. Знаешь такое дерево?
– Я прониклась к его возрасту и антикварной ценности, но попытаться сдвинуть, все же, надо.
– Только чтобы ты потом не говорила, что это я тебя втягиваю в истории. Если он на нас рухнет и придавит, ответственность станешь нести ты.
– Согласна.
– Тогда берись.
Со шкафом мы возились долго. А сдвинуть его так и не получилось. Тогда я легла на живот и заглянула под него. Так и было, его ножки стояли в некотором углублении.