песни. Поэтому-то, может быть, так радостна его печаль, так печальна радость.
У греков, в благословенной Элладе, она олицетворялась прекрасною женщиной. Афродита было ее имя. А господином ее, ее повелителем был Эрос – крылатое дитя. Капризный, ветреный, – он пускал золотые стрелы, и сладостны были раны от них. Легкая боль – сладкая боль. Просто и мудро любили эллины, ибо души их были от Солнечного Аполлона.
У египтян, скрытных мудрых египтян, была дева-львица. Сфинкс имя ей. Узки каменные глаза, страшна улыбка широких уст, когтисты лапы. И ей поклонился новый мир. Она – Богиня нашей любви, Владычица дум и сердец.
И прекрасной Афродите, и ужасному Сфинксу поверил Ходасевич. Поверил и преклонился. Захотел узреть и узрел. И пропел двуединой любви песни нежные, скорбные, молитвенные. Он знал, что не умерла Афродита, он чувствовал ее благоуханное дыхание, он видел ее синие очи, они, как звезды, указывали ему путь. И он шел к ней, далекой, недоступной, шел по тернистому пути, не смея надеяться, не дерзая верить:
Я до тебя не добреду,
Цветок нетленный, цвет мой милый… —
шептали запекшиеся губы.
В лесу, пред ликом темноты,
Не станешь ты ничьей добычей.
Потому что ты священно недоступна, любовь!
Оберегут тебя цветы,
Да шум сосны, да окрик птичий…
О тебе можно только грустить, только мечтать в ночи на трудной дороге.
Но та же ночь, что сердце жмет
В неумолимых тяжких лапах,
Мне, как святыню, донесет
Твой несказанный, дальний запах.
Какое благоговение! Только услышать аромат недостижимо-нежной, цветущей раз в столетие, истинной святой любви, той любви, для которой свил поэт венок из непорочно-белых цветов, для увенчания которой он готов идти за тридевять земель. Но дойти нельзя. Дорога бесконечна. И Ходасевич горестно восклицает:
Я брошу в озеро венок,
И как он медленно потонет…
В бездонное озеро печали брошен венок Афродиты…
…Самая хмельная боль – Безнадежность,
Самая строгая повесть – Любовь
Но все ж
Счастлив поэт, которого не минул
Банальный миг, воспетый столько раз.
Потому что
Благословен ты, рокот соловьиный!
Как хорошо опять, еще, еще
Внимать тебе с таинственной кузиной,
Шептать стихи, волнуясь горячо,
И в темноте, над дремлющей куртиной
Чуть различать склоненное плечо!
… О, радости любви простой,
Утехи нежных обольщений!
Вы величавей, вы священней
Величия души пустой…
Но это, увы, только остановка на трудном пути, и воззвал уже алчный Сфинкс, и
тот, кто слагал вам стихи про объятья,
их разомкнул и упал мертвецом!
Рассеялся