ума, чтобы быть непорочным пред Богом».
Но после того как он сам стал рабби, о нем уже рассказывают совсем другое. О переменах, происшедших и происходивших в его душе, свидетельствуют такие истории, включенные в эту книгу, как «Сторож», «Утренняя молитва», «Вождь и поколение» и особенно «Желание» – рассказ о том, как он пожелал в следующей жизни стать коровой.
На основе его разговора с рабби Меиром из Стопницы можно сделать вывод, пусть даже самого общего характера, к которому рабби Нафтали пришел, осмысливая свой жизненный опыт. Встретившись с рабби Меиром, своим бывшим соучеником, который в тот момент стал в некоторой степени наследником Провидца из Люблина, он сказал ему, что теперь хасидам следует сидеть дома и учиться, а не думать о статусе цадика. На это рабби Меир ответил: «Не беспокойся – Бог обо всем позаботится! Если мы окажемся не в состоянии возглавить общину, найдутся другие, более пригодные к тому люди». Заметим, однако, что последующие события показали необоснованность этого ответа.
Говоря о рабби Нафтали из Ропшиц, мы не можем не вспомнить его ученика, рабби Хаима из Цанза (ум. 1876), который – по-видимому, единственный из всех выдающихся знатоков Талмуда среди хасидов, – продолжал старую традицию занятий и, пользуясь его собственным своеобразным выражением, перелицовывал уже лицованную однажды одежку, да так, чтобы стала видна изначальная лицевая сторона. Не следует, однако, предполагать, что здесь имела место попытка синтеза, неоднократно испробованная на ранних этапах хасидского движения. Этот синтез, судя по всему, давно уже был отвергнут, поскольку хотя рабби Хаим и подчеркивал, что в конечном итоге учеба и «служение» – это одно и то же, но вместе с тем он и допускал, что, по его мнению, в учебе нет ничего, кроме Торы, а в молитвах – ничего, кроме служения.
Он был искусен как в талмудических дебатах, так и в экстатическом служении и не менее известен своими благими делами, равно как и глубоким познанием человеческой природы, но ему не хватало ряда свойств, необходимых для великого цадика, – в частности, цельности души, а также цельности тела и души.
О многих из числа великих в последующих поколениях говорилось, что они обладают всем, кроме единства основных своих свойств. Живым примером, опровергающим эту тенденцию, был рабби Йехезкель из Сенявы, сын рабби из Цанза. О нем говорилось, что он не желает основывать свои проповеди на всех текстах Писания, а ограничивается одной только Торой. Он говаривал про своего отца, что у рабби Хаима – душа Авеля, а о себе он говорил, что его душа содержит добрые элементы души Каина. Приведем еще одно из дошедших до нас высказываний рабби Йехезкеля: в числе приверженцев каждого цадика есть люди, более преданные его идеям, чем он сам, только эти люди сами об этом не знают.
При всей обширности имеющегося в моем распоряжении материала, я все же не в состоянии нарисовать достаточно подробный (насколько мне хотелось бы) портрет рабби Шалома из Белз, известного цадика и основателя «династии». Однако некоторые